— Да нет, Фергюс. Я же здесь вырос, или ты забыл?
— Как же, забыл. Я ведь впервые взял тебя а море, да и на машине учил ездить. У твоей мамашки был старый «бентли». Ох, и машина же… Скорее, это ты стал забывать родные места.
— Ничего. Память возвращается. Где здесь наливают выпить?
Бармен вышел из ступора и мрачно воззрился на Рональда.
— Вам здесь не шибко рады, Грант.
— В вашем заведении не обслуживают врачей?
— В моем заведении не обслуживают убийц.
— Если у вас есть доказательства этого, вызывайте полицию. Если нет — налейте мне виски и проваливайте к черту. Слышали? Виски мне… и моему другу Фергюсу МакДермоту.
— Я же сказал, вам здесь делать нечего…
Кружка Фергюса с такой силой опустилась на стойку, что из вазочки посыпались кубики льда.
— Проклятье! Да здесь никому из нас не рады, что с того? Элджи, тебя ведь интересуют только деньги за выпивку, а их у молодого Гранта больше, чем у всех присутствующих, вместе взятых. Поэтому наливай, пока я не встал на твое место, предварительно выкинув тебя в окошко. А что до всех остальных… Джентльмены… и вы, хм, леди. Это Рональд Грант. Он был самым шкодливым и самым драчливым парнишкой на этой верфи. Потом он вырос и стал доктором, но удар правой у него был один из лучших, какой мне доводилось видеть. Не думаю, что он ослаб с годами, так что, если кому неймется с ним повздорить, милости прошу. Только сначала проверьте, уплатили ли вы за свою медицинскую страховку. Не вижу желающих! Тогда — пейте свое пойло и сидите тихо!
Некоторое время было тихо, а потом все потихоньку вернулись к занятиям, прерванным появлением Рональда. Кто-то отправился танцевать, кто-то подошел к бару за добавкой. Бармен, ворча, как побитый пес, поставил перед Роном и Фергюсом выпивку и ушел на дальний конец стойки. Рон усмехнулся.
— Да ты оратор, Фергюс!
— А ты провокатор. Впрочем, ты всегда любил нарываться на неприятности. Вот только сейчас не лучшее время для этого, ведь по округе бродит маньяк…
— За этим я и пришел. Я хочу знать, что думаешь по этому поводу ты, Фергюс.
Старый рыбак быстро обвел взглядом кабачок и наклонился к уху Рональда.
— Я много чего думаю. Допивай свое пойло и пойдем-ка ко мне в хижину. Там можно спокойно поговорить.
Никто в кабачке не заметил, куда делся Джим О'Рейли. Гас Уилкинсон полагал, что красавчик обмочился, увидев упыря с Холма.
Когда имеешь привычку любить чужих женщин, надо обзаводиться полезными навыками. Такими, как перец с табаком в кармане — отбивать нюх дворовым собакам. Лазанье по деревьям и крышам. А также умение тихо открыть любое окно.
Саманта проснулась, как от толчка, и села в постели. Кошмары ей не снились, но неясная тревога витала в воздухе.
Перед сном она приоткрыла окно, чтобы свежий воздух вливался в комнату. Холода она не боялась, так как тяжелые шторы все равно были задернуты. Девушка встала с кровати и подошла к окну. Отдернула плотную ткань. И мгновенно прижала руки ко рту, пытаясь удержать вопль ужаса.
В ночном мраке перед ней плыло и покачивалось лицо Роба МакБлейра.
Разумеется, это была всего лишь резиновая маска, раскрашенная фосфоресцирующей краской и набитая чем-то для придания формы. Саманта разглядела тонкую нить, уходящую от маски куда-то наверх. Чья-то глупая шутка. И она даже знает чья. Лесли Дойл получит от нее за все! Проклятый придурок, неврастеник, юный идиот!
Она в гневе отвернулась от окна…
И замерла в ужасе.
Ручка двери медленно поворачивалась. Дверь приоткрылась. За ней стоял кромешный мрак.
Потом из мрака раздался тихий и очень знакомый голос.
— Вот мы и встретились, рыжая. Теперь нам не помешают, не так ли?
Она отступила назад, машинально встав так, чтобы от двери ее отделял стол. Мрак за дверью сгустился в темную фигуру, медленно ступившую в комнату. На голове у человека был черный капюшон.
— Кто вы! Что вам нужно!
— Я же сказал — удовлетворения. Прошлый раз я его не получил. Нам помешали, насколько я помню.
В этот момент в руках человека — или призрака? — сверкнула сталь ножа. Одновременно он откинул капюшон.
На Саманту смотрело очень странное лицо.
Многие женщины считали его красивым. Почти все мужчины — смазливым до безобразия. Оно и сейчас было красиво, это бледное лицо с горящими глазами.
Однако оно внушало ужас.
Потому что это не было человеческое лицо. Это было лицо Зверя.
— Я ведь знаю вас? Как вас зовут?
— Друзья зовут Джимом. Иногда Джимми-боем. Девчонки обычно называют лапочкой, киской и сладким.
— До тех пор, пока ты их не убиваешь?
— Точно, красотка. Правда, сначала я их ублажаю. Им нравится, мне тоже. После этого дела умирать приятнее. Убивать тоже. Жаль, у меня нет времени продемонстрировать это тебе. Да и желания тоже, как ни странно. Тебя ведь трахает этот ублюдок…
Она могла бы завизжать, заорать, позвать на помощь, но тогда он убьет ее немедленно. Надо выиграть время.
— Почему ты это делаешь?
— Я просто забочусь о жителях Бен Блейра. Представляешь, как они были разочарованы за эти двадцать лет? Ни одного трупа, ни одной девчонки в кустах. Старик МакБдейр покинул нас, говорили бедные горожане. Не будет больше туристов, не будет денежек… И тогда я решил дать им то, о чем они так тоскуют. Одну — на Дороге. Другую — на Холме. Все ближе и ближе к Черной Твари на Холме. Третья умрет в его собственном доме. Вот и славно. МакБлейр уберется в свою могилу еще на пять лет, а Черную Тварь запрут и вздернут. А не вздернут, так правят в психушку. Чем плохой план?
Саманта лихорадочно соображала. План и впрямь был прекрасен. Несмотря на то, что перед ней был безумец, спланировал он все очень четко. Но откуда такая ненависть к Рону…
— Так это все из-за доктора Гранта? Ты его знаешь?
— Нет, не из-за него, сладкая шлюшка, и даже не из-за тебя, хотя ты сама напросилась, чтобы я внес тебя в мой списочек.
— Когда же это я напросилась?
— А когда связалась с этим упырем. Я, видишь ли, встречал тебя с моим другом, Лесли Дойлом. Ты его бортанула. Это нехорошо. Я решил наказать тебя.
— Но ты и раньше убивал женщин…
— Да. Но ты превратила задание в сказку. Златокудрая красавица погибает от рук черного чудовища в стенах мрачного замка. Как в кино!
— Задание? Какое задание?
Он неожиданна пришел в смятение, разозлился, стал перебрасывать нож из руки в руку. На шее взбухли синие вены, изо рта показалась пена. Теперь никто не назвал бы Джима О'Рейли красавчиком.
— Не твое дело, девка! Мне сказал… мне приказал мой Голос! Он серебряный! Он большой! Он сказал мне, что будет хорошо, если их будет трое.
