– Я совсем дошла до ручки, – призналась Джулия, вытирая слезы.
– Ты теперь не одна, вместе мы что-нибудь придумаем.
– Очень на это надеюсь, Лео.
– У меня в голове не укладывается. Неужели все действительно так ужасно? – спросил Лео.
– А ты сам так не считаешь?
– Считаю, конечно, если все обстоит именно так, как ты описываешь.
Джулия хотела возразить, но Лео жестом ее остановил.
– Я не обвиняю тебя в искажении фактов, дорогая, я говорю о другом. Мне трудно судить объективно – ведь ты его растила, не я. Наши отношения с Джорджо ни к чему нас обоих не обязывали, он воспринимал меня скорее как приятеля, чем как отца. Воспитывать его у меня никогда не хватало духу. Если говоришь ребенку «нет», он считает тебя занудой и деспотом, а мне всегда хотелось быть с ним на равных. Он вырос на твоих глазах, я ведь редко его вижу. – Лео замолчал, подбирая слова, и деликатно спросил: – Скажи, неужели ты ничего не замечала?
– Уже несколько месяцев я вижу, что он не в своей тарелке: не может сосредоточиться на занятиях, раздражается по любому поводу, куда-то уходит…
– Почему же ты мне ничего не говорила?
– А что бы ты сделал, интересно? От тебя никогда никакого толку не было!
– Откуда в тебе столько злости, Джулия? – сдерживая себя, миролюбиво спросил Лео, чувствуя в глубине души свою вину перед бывшей женой.
– Нет у меня никакой злости. Ты спросил, я ответила то, что думаю.
Лео запустил пальцы в свою густую шевелюру и растерянно пробормотал:
– Не знаю, не знаю… А может, это такая форма протеста? Ответная реакция?
– Ты хочешь во всем обвинить меня?
– Джулия, ради всех святых, я никого ни в чем не обвиняю. Почему надо обязательно искать виноватых?
– Потому что всегда кто-то виноват.
– Я не собираюсь делать из тебя козла отпущения.
– Какое благородство! – с сарказмом сказала Джулия. – Большое спасибо.
– Джулия, я знаю, что все было на тебе… – смущенно начал Лео, но Джулия перебила его:
– Да, на мне. Я изо всех сил старалась, чтобы Джорджо не чувствовал себя ущербным, брошенным, я за двоих тянула лямку – за мать и за отца, потому что настоящего отца у него нет и никогда не было. И не говори мне, что у тебя работа, командировки, газета, чушь все это! Когда человек хочет, он всегда найдет время. Но ты привык порхать по жизни, как мотылек, Лео, ты всегда был таким, еще до рождения Джорджо. Для тебя важнее женская юбка, чем семья, тебе интересно где угодно, только не дома. Признайся, разве у тебя хоть раз болела душа за нашего мальчика? – Джулия говорила убежденно, потому что была уверена в своей правоте.
– Значит, я – козел отпущения, а ты чиста как ангел? – обиженно спросил Лео.
Оба уже втягивались в бесконечную, мучительную ссору, совсем как в молодости, но Джулия заставила себя остановиться.
– К чему эти взаимные обвинения? – устало спросила она. – Сейчас не о нас речь, а о нашем сыне. Хоть раз в жизни мы должны почувствовать свою ответственность перед ним, мы оба, и сделать все, чтобы он вернулся к нормальной жизни.
– Кстати, что он будет есть, когда придет? – бросив взгляд на сгоревшую яичницу, спросил Лео.
– Он съест все, что найдет в холодильнике, – ответила Джулия. – Такой неуемный аппетит – это первый признак начинающейся наркомании.
– А ты не приготовишь ему что-нибудь горячее? Не дело есть всухомятку.
– Типично мужская психология: я, дескать, занят, у меня работа, свои дела, а твое место на кухне, женщина, у плиты, на большее ты не способна.
– Может быть, если бы ты была хорошей хозяйкой и заботливой матерью, мы сейчас не разговаривали бы о таких тяжелых проблемах, – с упреком сказал Лео.
– Кто бы говорил, только не ты! – взвилась Джулия. – Забыл, почему я пошла работать в редакцию «Опиньоне»? Могу напомнить. У нас не было ни гроша, и ты долго уговаривал меня не отказываться от выгодного места. Слава Богу, что я материально независима, иначе на что бы мы с Джорджо жили? Я его растила одна, одевала, обувала, покупала игрушки. Ты хоть раз поинтересовался, легко ли мне одной? Нет, какое там! У тебя работа, у тебя вечные романы, тебе не до ребенка.
– Оставь в покое мои романы, – выходя из себя, крикнул Лео. – Можно подумать, что ты ведешь жизнь монахини.
– Ты смеешь упрекать меня за то, что у меня есть Гермес? – Джулия чуть не задохнулась от возмущения.
– Не пытайся убедить меня, что в твоей жизни только и были мы с Гермесом.
– Тебя это не касается, потому что ты бабник, юбочник и донжуан!
– Между прочим, – сказал Лео после небольшой паузы, – ребенка хотела ты, а не я.
– Верно, поэтому ты ни при чем. Ты решил стать для Джорджо великодушным другом, зато я, в силу своей ответственности, заменила ему отца. Но это не моя роль; более естественно, если бы я была для него нежной и ласковой матерью.
– Нежной и ласковой матерью? – с иронией повторил Лео. – И какой смысл ты вкладываешь в это идиллическое понятие? Ты же танк, а не слабая женщина, твоей одержимости могли бы позавидовать даже исламские фундаменталисты! Если у тебя сын, значит, он должен быть самым красивым, самым умным, самым благородным. Все должны им восхищаться, ставить его в пример. Ты дала ему жизнь, а взамен стала распоряжаться его мыслями, чувствами, всей его жизнью. Как заправский диктатор, ты насаждаешь свою волю, ты задавила его!
– Ах, вот оно что, задавила! – яростно защищалась Джулия. – Почему же ты не боролся за своего сына? Не вырвал его из рук матери-тирана? Ты наблюдал за происходящим издали, ни во что не вмешиваясь, потому что ты слабак, а сейчас в тебе говорит одна только ревность.
– Слабак? Ревность? Это что-то новенькое! – Лео сорвался на крик. – Почему ты раньше во мне этого не замечала?
– Очень жаль, что не замечала. Если бы я поняла это раньше, я бы вела себя иначе с тобой, и, возможно, мы бы не разошлись, а наш сын рос бы в полноценной семье. Я не должна была воспринимать всерьез твои выходки, потому что ты сам так и остался ребенком. Ты потому и детей не хотел заводить. Избалованный ребенок не может быть хорошим отцом.
– Ты тоже была почти девчонкой, когда мы поженились.
– Но жизнь сделала меня взрослой. Ты же взвалил на мои плечи всю ответственность, а сам продолжал жить в собственное удовольствие. Но все кончается, кончилось и твое затянувшееся безоблачное детство. Речь идет о жизни твоего единственного сына, я жду от тебя решения.
– Джулия, я не узнаю тебя, – растерянно пробормотал Лео. – Что ты хочешь?
– Я хочу спасти Джорджо, если только это еще возможно.
– Зачем ты меня так пугаешь? – Лео сник, в его глазах застыла растерянность.
– Я тебе еще не все рассказала, – уже немного успокоившись, тихо сказала Джулия и поставила под струю воды почерневшую сковородку.