– Правда, – согласилась я. И это правда. Кулинария – одна из немногих стоящих вещей, которыми мама занялась и не бросила. Но больше всего меня восхищало, что она никогда не устраивала из этого шумихи. Это под силу каждому – так она говорила.
– Боу – хороший район? Перспективный? – Папа не сводил глаз с Томми. – За сколько там идут дома?
Спрашивать об этом Томми бессмысленно. Он ничего не понимает в недвижимости. У него никогда не было своего дома. Квартиру он снимает.
– Как продвигается ремонт дома? – поинтересовалась мама. Я знала, что рано или поздно она задаст этот вопрос.
– Отлично.
– Какой ремонт? – спросил Томми прежде, чем я успела хорошенько пнуть его под столом. – А, вы имеете в виду летний домик.
– Летний домик? – переспросила мама.
– Да, замечательный домик. Она нашла квартирантку. Поставила туда обогреватель и все такое. Очень уютно.
Родители уставились на меня.
– Это правда? Я кивнула.
– Ты должна немедленно выселить ее, – довольно резко заявила мама. Я взглянула на отца, надеясь на поддержку.
– Какой вы заключили арендный договор с этим человеком?
– Ну, вообще-то никакого. Все по-дружески. Договора об аренде как такового нет.
– Нет договора! – Мама была потрясена. – А если тебе понадобится ее выселить? Вдруг у нее уже будут права сквоттера?
– Я не хочу ее выселять.
– Ты, может, и не хочешь, а как же мы? Это наш дом, если ты запамятовала.
– В нашем районе есть французы? – спросил отец. Странный вопрос. К чему бы это?
– В Ноттинг-Хилле? Полагаю, есть несколько, – ответила я. – Правда, я не часто их вижу. Наверное, они предпочитают жить в Южном Кенсингтоне, рядом с лицеем.
– Твой отец помешался на французских налоговых эмигрантах.
– Каких еще эмигрантах?
– О, их полно. Разве ты не знала? Шестьдесят пять тысяч британцев во Франции и двести пятьдесят тысяч лягушатников в Соединенном Королевстве. Французы жаждут собственности в Англии.
– Не называй их лягушатниками, – упрекнула мама.
– Я буду называть их так, как хочу, – возразил папа. – Это ласковое прозвище. Никто не посмеет обвинить меня в антифранцузских настроениях.
– Бог свидетель, это правда, – довольно кисло заметила мама.
– Я еще не рассказала о нашем убийстве. – Я знала, что это привлечет их внимание. – Погибла ведущая детских программ, Астрид Маккензи, которая жила в конце нашей улицы.
– Кажется, я что-то об этом читала, – вставила мама. – Только не знала, что она жила на Бленхейм-кресчент, и не поняла, что ее убили.
– Она жила в бывших конюшнях, и считается, что ее убили. Полиция задержала продавца с рынка.
– Уже отпустила, – перебил Томми. – Пока ты гуляла, я позвонил в «Би-би-си». Мне всегда жалко бедолаг, которым приходится работать на Рождество. Я хотел их поздравить и все такое. Этого малого освободили. Жена заявила, что его не было дома, но ведь у Астрид его тоже не видели.
– Откуда об этом знают у тебя на работе? – спросила я.
– Мы внимательно следим за расследованием, – объяснил Томми. Я даже удивилась. – Все-таки я был там, когда это случилось. Да и почти все, с кем работаю я, когда-то работали с Астрид. Они считают, что рано или поздно она все равно доигралась бы. Это был только вопрос времени. Слишком уж она любила всякие грубости.
– Но ведь это поджог, – заметила я. – Кто-то убил ее, устроив пожар.
– Ну, я слышал, что она была вся в синяках, – возразил Томми.
– Как это убийство отразится на ценах на недвижимость в нашем районе? – вдруг спросил отец, и его вопрос меня ошарашил.
– Не сейчас, Эд, – ответила мама, чем еще больше меня удивила. – Давайте выпьем кофе у камина, – продолжила она. – Ли, помоги мне.
Я прошла за ней на кухню. Она улыбалась и болтала весь ужин, но у меня возникло странное ощущение, что она чем-то озабочена. Что-то мучило ее.
– Мам, в чем дело?
Она стояла ко мне спиной, но я заметила, как она напряглась.
– Ни в чем, все нормально, – произнесла она таким тоном, что я сразу поняла: что-то неладно. Но не успела я надавить на нее, как вошел Томми:
– Твой папа поднялся наверх, чтобы позвонить. Кофе он не будет.
– Вот в чем дело, если хочешь знать, – чуть слышно пробормотала мама, будто разговаривала сама с собой. Потом обернулась, вручила Томми поднос с кофейными чашками, и оба вернулись к ролям обаятельной хозяйки и любезного гостя.
Рождественским утром мама подала на завтрак пиалы с горячим шоколадом, от которого валил пар, и бриоши, а потом отвела нас в промерзшую теплицу, где росла елка. Почему именно там – знала только мама.
Томми вручил родителям по большой коробке в красной бумаге, разрисованной довольно распутными Санта-Клаусиками, и я затаила дыхание.
Но я зря беспокоилась. Подарок Томми произвел фурор, гораздо больший, чем моя кулинарная книга для мамы и компакт-диски для папы. Томми подарил им сабо. Ярко-красные блестящие сабо. Пусть себе разгуливают по дому, грохоча по каменным полам.
– Ли сказала, что у вас в доме очень холодные каменные полы, – объяснил он. – А в сабо вы можете надевать столько носков, сколько захотите. Благодаря высокой подошве ноги будут в тепле.
Он был прав. И верно, подумала я, все деревенские жители носят сабо. Разумно и заботливо. Родители явно остались довольны.
– На обед civet de marcassin, – радостно объявила мама. Я открыла рот, приготовившись объяснить Томми, что у нас будет не традиционная индейка, а вепрь, но он уже сиял от восторга:
– Здорово. Офигенно. Не могу дождаться. Разрешите мне помочь вам на кухне еще раз.
– Я ухожу часа на два, – сказал папа.
В Рождество? Я ждала, что мама взорвется, но не дождалась.
– Не забудь, что я пригласила семейство де ля Фалез. Ну, из замка. Около шести, – напомнила она ему.
Он вернулся только к пяти, пропустив обед. Любопытно, но мама даже не упомянула об этом. Я поняла намек и тоже ничего не сказала по этому поводу.
С де ля Фалезами родители, кажется, продвинулись до стадии имен. И слава богу, потому что я понятия не имела, как представлять французского графа. Теперь это были Анри и Коко. Анри великолепно говорил по-английски, но Коко, графиня явно не первая, и наверняка моложе детей Анри, не знала ни слова. Да уж, нелегкая выдалась задачка. Мамин французский был совершенно невразумителен. Насколько я знала, Томми тоже ни в зуб ногой. Забавно, я ничего не могла сказать про папу, мои же познания застряли на школьном уровне. И тем не менее хлопанье пробок от шампанского всегда спасает положение – оно умеет развязывать языки.
Успешно проболтав с Анри – по-английски – минут пятнадцать, я услышала, что приехал новый гость. Еще один француз. Он стоял где-то позади меня и разговаривал с Коко. Я повернула голову, но никого не увидела.
