— Один мой родственник точно будет в полном восторге, — усмехается Богдан, он ловит мою руку, — ну ты чего, Вик?
Как многие мужчины, Полонский не очень любит разговоры по душам. Сейчас ему бы перевести тему в шутку, а там всё как-нибудь само рассосется. Мне же нужно хоть коротенько поговорить.
— Софи да, — я поняла его фразу, — а твои мама и папа?
Мужчина напрягает губы, думает пару секунд.
— Вика, — он перебирает мои пальцы, — ты же не считаешь, что я буду спрашивать разрешение?
Мотаю головой. Я в курсе, Полонский давно независим от семьи.
— Нет, конечно, нет. Просто как ты предполагаешь, твои сильно расстроятся?
Богдан выдыхает.
— Для начала прекращай дергаться и знай — эмоции моих родителей никак не повлияют на нас! — он смотрит прямо в глаза. — А по поводу твоего вопроса… Мои папа и мама не совсем простые люди. У них есть свои планы, свое мнение насчет того, как мне будет лучше. Ты сама в курсе их сватовства и Анжелики.
Да, я знаю про грандиозные мечты госпожи Полонской. Она точно придет в ярость…
— Но рано или поздно они смирятся. У них просто не останется другого выхода.
Да, Богдан сын своих родителей и тоже тверд в своей позиции. Об него запросто можно сломать зуб. А мне все равно так не хочется разборок и негатива.
— Вик, заканчивай грустить! — мужчина чувствует мое настроение и снова обнимает. — Ну, я взрослый человек! За свою личную жизнь разрешаю родственникам только радоваться.
— Ладно, прости.
— Так!
Объятья Полонского окончательно сметают, а его губы оставляют горячие отметины на моем лице и шее. Быстрые, отрывистые. Я с трудом дышу и плавлюсь.
Глава 18
Богдан
Я как-то разом попал в странную реальность, где я — будущий отец. Сколько себя помню, мне всегда было рано им становиться. Сначала физически, из-за возраста. Потом морально, из принципов, которые я для себя установил. Но как говорится, хочешь насмешить небеса, начни планировать. Вот и мои установки разлетелись от одной тихой фразы Виктории.
Первой эмоцией был шок, а не дикий восторг — чего врать? Но он плавно перетек в такую здоровую и настоящую радость. Вика — единственный претендент на женщину моей жизни. Я чувствую к ней трепет, желание защитить и горячую физическую жадность. Нуждаюсь в ней и не хочу больше отпускать. А теперь еще и знаю, под ее сердцем — моя кровь.
Глупо говорить, что я разом почувствовал себя отцом. Но я с нетерпением жду появления нашего ребенка. Никого больше не впущу в наш мир. И даже Павлик отвалится естественным и логичным образом. Такой небольшой бонус ко всем этим шоковым переменам.
Моя мать, конечно, не расплачется от счастья. Я понимаю опасения Вики. Но я общаюсь со своими родителями почти тридцать лет, и в конце концов, смогу донести до них, почему моя новая семья именно такая. Очень надеюсь на это.
С Викой сидим недолго, нужно ехать к сестренке. Ей завтра сдавать реферат по литературе, потому такая срочность. Вика обижалась, когда я зависал с друзьями, а общение с Софи всегда поддерживала. Так что отпускает меня без негатива. Но все же с легким сожалением, как мне хочется думать.
Вообще вся эта ее игра в несознанку говорит о том, что она не хочет меня использовать. Иначе бы сразу пришла с тестом. Не думаю, что женским нутром она не чувствовала реального отца своего ребенка.
Откидываю копание в психологии и мчусь в особняк. Кстати, нужно будет подумать и о собственном «родовом гнезде». Хотя квартира тоже вполне удобное жилье с одним ребенком. Всё под боком в городе и отличный двор.
Под музыку и мысли о недвижке добираюсь к родителям. Софи встречает меня внизу. Не тратим время и сразу идем заниматься. Тем более, дома больше никого. Отец как обычно будет поздно, мама тоже в своих благотворительных хлопотах.
— Богдан, ты объясняешь понятнее репетитора! — говорит сестра, когда мы внесли правки в ее работу. — Ты не хотел в детстве стать учителем?
Я смахиваю со лба испарину.
— Просто ты знаешь, будешь капризничать — я больше не приду, — заявляю сестренке, — вот и стараешься вникать.
У современных детей мало трепета перед педагогами. Иногда это идет во вред.
— Ну, Богдан! — Софи смеется.
— О карьере учителя я не мечтал, — качаю головой, — это ведь значит, всю жизнь отсиживать уроки! Для меня это было самым трудным в школе.
Софи улыбается.
— Ты поужинаешь со мной? По-моему, мама сегодня тоже не приедет к столу.
Смотрю на часы — я еще успею выгулять Чарли. Еда и питье у животных в доступе. Киваю сестре.
— Хорошо.
Чисто для семьи мама иногда готовит сама, но сегодня в меню мясо и овощи на гриле из ресторана. Их привезли, еще когда мы с Софи занимались. Остается накрыть на стол, что мы и делаем. Пахнет вкусно. Что ж, я рад приглашению.
— Ты поедешь потом на квартиру?
Голод немного утолен, и сестра заводит светский разговор.
— Да.
— Там Вика тебя ждет?
Вот ведь мелкая.
— Нет, Виктории пришлось лечь в клинику.
— Она заболела?! — брови сестры складываются домиком.
— Ты знаешь, что она в положении, — жму плечами, — беременным иногда нужно полежать в стационаре. А так она в норме.
И тут прямо рядом звучит голос, который принадлежит не Софи.
— Значит, это правда! Я не могла поверить!
Хорошо, что столовые приборы в доме крепкие. Я бы сейчас запросто мог сломать вилку. Меня просто корежит от пренебрежительного тона матери.
— Мама, еще одно слово при ребенке, и я уйду отсюда.
Софи замирает и, кажется, дрожит. Мама тоже останавливается на пороге кухни, откуда и вещала. Закашливается.
— Хорошо, поговорим позже. Ты поужинала, Софи?
Я смотрю в лицо хозяйке дома.
— Дай ей спокойно поесть.
Атмосфера, конечно, безжалостно испорчена. Сестра быстро-быстро шевелит челюстями. Я тоже приканчиваю свинину и помидоры. Ем с какой-то злостью. Вот вам и вкусный ужин. Мама разворачивается, уходит в сторону гостиной.
Несколько минут, Софи прощается со мной и упархивает к себе наверх. Я утоляю жажду соком, чтобы не поперхнуться. Мне еще растить сына или дочку, остаться здоровым не повредит. Убираю посуду, выхожу к матери. Та сидит на диване, обмахивается каким-то рекламным буклетом. Как всегда безупречная прическа на русых волосах, деловой макияж, прямая спина в голубой блузке.
— Богдан, как же так?! — она замечает меня.
В глазах ужас, как будто я не тридцатилетний мужик, а девушка-первокурсница. Жму плечами.
— Ты сама два раза через это проходила. И первый в куда более раннем возрасте, чем я.
Мама поджимает губы.
— Тогда были другие времена. К чему сейчас вестись на такие выходки?!
Выдыхаю.
— Не понимаю, о каких выходках речь. А если говорить про менталитет — и сегодня холостой мужчина за тридцать начинает вызывать пересуды. А вот брак и отцовство для него далеко не позор, скорее гордость.
Мама фыркает.
— Как будто тебе не плевать, что подумают люди! И я имела в виду эту случайную беременность. Да сейчас тонна способов предохраниться! Разве можно верить современным дамочкам! Всё сделано специально!
Прохожу в гостиную, сажусь напротив мамы в кресло.
— Мам, давай по порядку. Анжелика поплакалась тебе в жилетку?
Маменька вскидывает голову.
— Да! И в этом нет ничего плохого!
— Слушать сплетни о собственном сыне? — из меня вырывается усмешка. А мама вдруг подскакивает.
— Или это неправда, Богдан?! Скажи, что вы уже решили эту проблему?!
Она подходит, хватает меня за пальцы. Я забираю руку.
— Мама, сядь! Успокойся. Послушай себя, что ты такое говоришь?..
Анна Матвеевна возвращается на место, снова обмахивается глянцевым листком бумаги. Ее лицо идет красными пятнами, мама реально волнуется. Она вообще никогда не закатывает показательные истерики. Но успокоить ее мне нечем.
