внушить женщине, считающей тебя предателем и долбоящером, что ты нормальный тип и тебе можно доверять?
Не знаю…
Проще новый завод построить…
– А в чем собственно дело? – сквозь зубы спрашиваю брата. Быстрым шагом прохожу на посадку. Морщусь, слушая доносящиеся из трубки нотации. Мне сейчас только нравоучений не хватает!
– Кто дал право твоим бойцам устраивать мордобой, да еще при ребенке?! – вопит негодуя Марк.
– Ты о чем? – выдыхаю не понимая.
– Володе твой парень вдарил по печени при Сашеньке. Ребенок напуган. Влада в ужасе.
– Мы с ней говорили час назад. Она и словом не обмолвилась. Я попросил ее дождаться… – замечаю не понимая.
– Ты только о себе думаешь, Слава! Как маленький говнюк. Впрочем ты им так и остался…
– Я бы попросил, – рыкаю резко. И попадись мне сейчас Маркус, врезал бы сам. – Это вранье какое-то! Влада бы сказала…
– Да ты ее совсем до ручки довел. До нервного срыва! – не унимается брат. – Ну не нужна она тебе! Отвали! Сам не гам…
– Обойдешься! – вскидываюсь, проходя на борт Супер Джета. Плюхаюсь в кожаное кресло.
– Она моя! Заруби это себе на носу. И ни к какому Измайлову я ее не отпущу. Этот старый пи… козел то есть, – поправляюсь, заметив стюардессу.
– А причем тут Измайлов? – охает брат. – Влада должна была прилететь к нам с Галкой. Мы тут дачу специально сняли. Свежий воздух, раздолье. Но тебе приспичило влезть.
Прикрыв глаза, тру лоб и переносицу.
– Пока не взлетаем, – лениво роняю Грише.
И неожиданно для себя выдыхаю в трубку.
– Это моя женщина. Сын тоже мой. А какого ты лезешь к моей семье…
– Да где ты был, такой хороший? – возмущенно охает Марк и добавляет сварливо. – Отвали лучше. Христом богом прошу…
– Лучше помоги мне, – выдыхаю резко. Такая просьба для меня полный неждан. – Ты же знаешь, все ее слабые точки. Помоги вернуть, – прошу тихо, но требовательно. – Я люблю ее.
– Сам, Ростислав Владимирович. Тут я тебе не помощник, – едко замечает брат. – Может, ты и любишь Владу. Но добиваться придется самому. Тут я тебе не помощник. И я не верю тебе. Ни одному слову. У тебя сейчас гон. Ты же хищник, Слава. Загнать слабую жертву. Растерзать ее на части. И пойти дальше, чувствуя себя победителем.
– Бредишь, Маркус? – неохотно выдавливаю из себя каждое слово. И никак не могу понять, почему мой брат настроен против меня? Почему он так яростно защищает постороннюю женщину. А меня, родного брата…
Кто руку приложил? Или все та же сука-любовь?
– Ладно, проехали, – кидаю отрывисто. Нет смысла разуверять или обижаться. Марк сделал свой выбор. – Сам разберусь. Но если ты еще раз потянешь лапы к моей женщине…
– Ой как страшно, Славочка, – усмехается брат и, не попрощавшись, прерывает разговор.
«Твою ж мать! – сжимаю зубы, сатанея от ярости. – И этот туда же!»
Измайлов, Маркус! Оживились старые пердуны. Я вам отобью охоту бегать за телками!
– Взлетаем, – киваю Грише, расположившемуся напротив. И наблюдая, как суетливо бежит к пилотам помощник, пытаюсь сообразить, как насолить брату и его дружбану.
«Наведи справки об Измайлове, – шлю сообщение Тимуру. – Интересует все. Особенно, уклонения от налогов и прочие махинации».
И если Эдуард Измайлов для меня темная лошадка, то родной братец – открытая книга.
Пусть старая и потрепанная, но зачитанная до дыр. Каждую мелочь с детства знаю и ничего не забыл.
– Соедини меня с Министром культуры, – прошу вернувшегося Григория.
И как только трубка радостно отзывается трескучим басом, заявляю без всякого вступления.
– Степан Игоревич, у меня к тебе просьба.
– Да, конечно, – суетливо охает министр. – Все что в моих силах, Ростислав Владимирович.
– Я тут по поводу брата хлопочу. Медаль вручили, а дальше что? Концерты только по свинофермам и колониям для несовершеннолетних?
– Ну как же, как же, – взволнованно пыхтит Степа. – У нас Марк Васильевич на особом счету. Му его в столицу несколько раз звали.
– Вот и пригласите на солидную сцену. Пусть выступит, а народ узнает. В Питере или в Москве… Тот же Екатеринбург…
– Отличная идея, Ростислав Владимирович. На следующий год обязательно воплотим, – решает съехать Степа.
Но кто ж ему позволит?
– В следующем году? Прекрасно! – усмехаюсь криво. – Но сейчас просто необходимо исправить вопиющую несправедливость. Вручили человеку орденок и забыли? Некрасиво получается, Степа.
– Ммм, хорошо… Придумаем что-нибудь, – вздыхает тот. Явно тянет время, ожидая щедрого вознаграждения. Но и я не поскуплюсь.
– Хочешь, дам самолет, с девочками в Эмираты слетаешь? – тяну лениво, прекрасно зная любовь Степана к экскортницам.
– Заманчивое предложение, – довольно фыркает он. – Ладно, уговорил! Сейчас что-нибудь придумаем. Ты прав, Слава. Страна должна знать своих героев. И классическую музыку нужно нести в массы. А то народ одурел уже от Тик-тока и инсты. Но не знаю, как получится, – мнется мой собеседник. Наживку он уже заглотил. Осталось подсечь.
– В Бурдж Аль Араб остановишься… В моем номере… На пять дней, – предлагаю скромно.
– Это который как парус? – живо уточняет Степа и сдается окончательно. – Ладно, уговорил! Сейчас включу в график. Через две недели тур по всей России.
«Первый пошел»! – усмехаюсь, укладывая затылок на подголовник. Прикрываю глаза, надеясь пережить очередной взлет.
Кому сказать, обхохочется! Великий и ужасный Градов боится летать самолетом.
«Влада знала», – услужливо подсказывает память.
Знала и всегда относилась с пониманием. Держала за руку. Что-то рассказывала веселое, отгоняла прочь все тревоги и страхи.
Безотчетно упираюсь взглядом в дверь спальни. Помню, как летели в тот же Дубай. И ничего не помню кроме жаркого тела любимой.
Как вернуть ее?
Задумчиво чешу репу. Я готов кинуть к ее ногам весь этот долбанный мир. Но получается… Владе ничего от меня не надо.
А значит… Придется добиваться. Доказывать. Но я умею исправлять свои собственные ошибки.
Кольцо и фата подождут до лучших времен. Сейчас точно не время. Влада откажет. Нужно медленно и верно выруливать в свою сторону. Приручать.
А прежде поговорить по душам. И сразу признаться как на духу.
Я – идиот, каких мало!
Ростислав
От бесконечных перелетов и стресса раскалывается голова. Мозги плавятся от версий и растерянности.
Такое со мной впервые. Я точно знаю куда и зачем иду. Пру как атомный ледокол и любого снесу на пути к цели.
А сейчас?
Не понимаю как подступится! Должен же быть какой-то выход, жеваный крот…
Тупо пялюсь на облака, подсвеченные утренним солнцем. Щурясь гляжу на голубое небо. И прикрываю веки, спасаясь от яркого солнца.
И сам не замечаю, как голова падает на грудь, а я сам проваливаюсь в глубокую
