позвать в качестве няни? Конечно, маму. Странно, что не Тину…
– Доброе. Ты покормила мою внучку? – сухо протягивает она. Складывает на груди руки и переводит взор на Дарину, словно пытаясь разглядеть через кожу содержимое желудка. Ну не глупость ли? Дочурка втягивает голову в плечи и начинает испуганно канючить:
– Мамуя, не уходи… Мамоська.
– Мама, ну чего ты устроила, в само-то деле? Тери заботится о Дарине, как никто. У меня и мысли не было усомниться в этом.
– Елизавета Тимофеевна, я ее покормила. Дарина съела шесть ложек каши и вареное яйцо. Лев, мы можем ехать? – добавляю устало.
– Пока мам. Пока, моя сладкая. Мы съездим с мамой по делам и скоро вернемся. Что тебе купить? – Лев подхватывает малышку на руки и смачно целует в щеку.
– С мамой? – надломленно произносит Елизавета Тимофеевна. – Я не ослышалась? Ты завел шашни с этой… С этой… И уже называешь ее мамой? Она ведь веревки из тебя вьет, Левушка!
– Вы ошибаетесь, я всего лишь прислуга. А ваш сын скоро женится на Тине. Она всему свету кольцо показала, вы не видели? – усмиряя обиду, неожиданно поднявшую голову, говорю я. Опускаю руки в карманы и что есть силы сжимаю пальцы в кулаки. Спокойно, Тери…
– Мама, прекрати немедленно, – цедит Лев. – Я прошу тебя извиниться перед Этери. Она воспитывает Дарину, заботится о ней, вкусно кормит. Ей не все равно, как моя дочь растет, ей…
– Может, тогда ты на ней и женишься? – язвительно добавляет она.
– Я не нуждаюсь в твоем благословении, мама. Если решу, женюсь на ком хочу. А сейчас нам надо уходить, пока этот разговор не перешел черт те в какое русло!
Мышцы мелко подрагивают, а голова втягивается в плечи сама собой… Иду к машине, ступая по колкому, свежему снегу, оставляя на белоснежной дорожке следы ботинок. Конечно, она не извинилась… Да я и не ждала… Однако Лев выглядит подавленным и сбитым с толку поступком матери. Признаться честно, я никогда не видела его таким дезориентированным от стыда.
– Прости, Тери. Мама сложный человек. Мои родители, они…
– Лев, я давно подозревала, что у тебя было непростое детство, – спешу его успокоить. – Твоя мама строгая и любящая женщина, я ее понимаю, – добавляю, устроившись на переднем сидении.
Ни черта я не понимаю! Как можно так себя вести? Но я молчу, пряча чувства за ширмой спокойствия и непринужденности. Терплю, хотя могла бы устроить скандал, как наверняка сделала бы Тина…
– Тери, я хочу тебя кое о чем попросить, – мнется Лев, когда мы подъезжаем к зданию органов опеки. – Не говори сотруднице, что я собираюсь жениться. Ты и маме сказала преждевременно. Я… В общем, я не собираюсь на ней жениться.
– Да? Я видела кольцо и… Дарина нашла у тебя в спальне… Господи, Лев, почему мы говорим об этом? – отворачиваюсь в окно. – Это твоя жизнь, а я… Я просто помогаю по дому и… Я не осуждаю и ни о чем не спрашиваю.
– Я не люблю Тину. А она никогда не полюбит мою доченьку. Самое главное для меня…
– … твое счастье. Вот что должно быть главным. Родители частенько ошибаются, обрекая себя на страдания ради детей. Знаешь, только сейчас я стала понимать папу… Он ушел от мамы, когда мне было пятнадцать. Завел новую семью и сейчас… Наверное, счастлив? Мы редко общаемся. Кстати, ты не поверишь, что накопал Аверин. Даже не знаю, можно ли об этом говорить?
– Со мной ты можешь говорить обо всем, – глухо отвечает Лев. – Я малообщительный человек и умею хранить секреты.
– Адам выяснил, что мой папа сотрудник секретного подразделения. Он уверен, что похищение моего ребенка – дело рук тех, кто как-то связан с работой отца.
– А при чем здесь твой ребенок? Получается, похитители навредили тебе, а не отцу. Странно это все… Больше похоже на месть обиженного родителя, чем на разборки шпионов. Может, твой отец виноват в смерти ребенка?
– Знаешь, а ты прав… Я все больше склоняюсь к мысли, что в той аварии на железнодорожных путях произошло некое событие. Из газетных статей я знаю, что тогда погибло много детей. Но зачем похитителю ждать столько времени?
– Пусть твой Аверин занимается этим. Идем, Тери… Нам надо произвести впечатление на сотрудниц. У них не должно остаться никаких сомнений, что я достойный отец.
Анна Ефимовна приспускает очки, окидывая нас подозрительным взглядом. Ее ноздри раздуваются, а жилы на шее натягиваются от напряжения. Что она делает? Неужели, принюхивается? Хочет удостовериться, что Лев или я трезвые? Понимаю…
– Вы точно не станете третировать суд или бегать по программам на телевидении? – с сомнением в голосе произносит она.
– Точно. Я уверена в том, что Лев любит Дарину. Вижу его заботу каждый день. Я помогаю Льву с воспитанием дочери, убираю дом, готовлю. Он взял меня работать, позволив видеть девочку. За что я ему очень благодарна. И я занимаюсь поиском моей пропавшей дочери, поэтому…
– Вы выглядите, как супруги, – улыбается Анна Ефимовна. – Такие дружные, поддакиваете друг другу, боитесь, как бы чего не вышло. Прямо полное единодушие.
– Вы ошибаетесь, мы не договаривались ни о чем. Если хотите, можете проверить, – поджимая губы, предлагаю я. – Лев выделил мне комнату в доме, там мои вещи. Приезжайте, посмотрите своими глазами, а я… Я пирог испеку или сварю борщ. Что вы любите?
– Тери, успокойся, пожалуйста, – тихонько произносит Лев, наклонившись ко мне.
– Этери Валентиновна, не волнуйтесь вы так, – смягчается Анна Ефимовна. – Мы же не звери. Вы сами пришли, никто вас на привязи не тянул. А я вижу, что вы уважаете друг друга. Такая уж я уродилась – чувствую фальшь. Поэтому чинить препятствия к усыновлению не буду. Лев Борисович, мы примем ваши документы.
Этери.
В салоне машины повисает блаженная тишина… Величественная, волшебная, такая бывает, когда происходит что-то значимое… Ерзаю на месте, боясь ее нарушить, но Лев делает это сам:
– Не могу поверить, Тери. Моя малышка скоро будет моей в полном смысле этого слова. Спасибо тебе, спасибо, – он бросает довольный взгляд на меня и широко улыбается. – Осталось ещё одно испытание – банкет, но мы справимся, я уверен на все сто.
– И я. Если мы одолели строгую комиссию в лице Анны Ефимовны, то…
– Тери, ты что-то говорила про заветное желание, – Лев сворачивает с трассы на проспект Карла Маркса.
Почему мы так быстро едем, черт… Скоро он подъедет к ресторану и до вечера я его не увижу. Пялюсь на его мужественный профиль, не в
