наш брак как можно быстрее. После выписки она столкнётся дома с массой бытовых проблем, с которыми в одиночку ей не справиться. Я должен быть рядом. Только бы она позволила и согласилась.
Восстанавливается она медленно. Постоянно в слезах. Мне почти ничего не говорит. Но и не выгоняет. Что у неё в голове – не представляю. Наши разговоры происходят обычно в форме монолога. Она лежит с закрытыми глазами и очень редко на что-то реагирует. А я болтаю о разном – и о всякой ерунде, и о важных для меня вещах. Пытаюсь восстановить между нами связь и доверие, потерянные за два с лишним месяца.
Несколько дней спустя Леру наконец-то переводят из реанимации в общую палату. Отдельная оказалась мне не по карману. Этот факт очень бьёт по самолюбию. Но я умею смотреть правде в глаза и понимаю, что мне надо думать о будущем. Я не знаю, каково положение дел с деньгами у Леры. Но, по понятным причинам, хочу оплачивать всё по возможности сам.
Теперь возле неё не крутятся медсёстры и санитарки, но и меня никто не выгоняет, можно находиться с ней столько, сколько нужно. Кормлю её и пытаюсь помогать в рамках, которые она установила. Об остальном договариваюсь с санитарками. Им лишняя копейка не помешает, а мне важно, чтобы о моей девочке хорошо заботились. Она не может ходить, и это ей причиняет огромный дискомфорт.
Боли у неё постепенно стихают, самочувствие улучшается. Ей уже легче разговаривать. Но на контакт она по-прежнему идёт плохо. Как пробить эту стену? Это изводит. Но в последнее время я настолько устаю физически, что на разрушающие душу мысли у меня банально не остаётся никаких сил.
Лера
В голове каша. Не могу вспомнить детали аварии, всё как в тумане. Опять приходил следователь, что-то спрашивал, а я не знаю, что ему отвечать. Говорят, провалы, связанные с моментом травмы, случаются. Врачи обещают, что память вернётся. Но никто не говорит, когда.
Первые дни всё ужасно болело. Теперь, когда боли стали не такими интенсивными, меня куда больше беспокоит беспомощность. Туалет и всё, что с этим связано, меня в буквальном смысле сводит с ума. Но доктор сказал, что три недели я должна буду лежать и лишь после этого смогу сама вставать.
Вчера мне звонила мама, спрашивала про моё самочувствие. Вспомнила обо мне наконец-то. Пообещала, что скоро приедет, на днях они уже вернутся из отпуска. Рассказывала, что снега там много, они на лыжах катаются, Славик делает успехи. Интересно, смогу ли я когда-нибудь кататься на лыжах? Мне бы сначала ходить научиться. Тимофеев говорит, что операция была успешной, но понадобится реабилитация, а потом, возможно, ещё одна операция. Очень боюсь, что останется хромота.
В больнице я вторую неделю. И всё это время Шамиль крутится возле меня. Не представляю, как ему удаётся совмещать работу и заботу обо мне. Когда он спит? Каждый день он мне обязательно приносит домашнюю еду. Это так трогательно! С первого дня он мне говорит о любви. Но могу ли я ему верить? Знаю, что у него есть невеста. И никак не пойму, какое место мне отведено в его жизни.
Понимаю, что нужно прекращать принимать от него помощь, иначе потом мне будет ещё хуже. Но совершенно не представляю, как я сейчас без него справлюсь. Беспомощность – страшное состояние.
Санитарка завозит в палату соседку на каталке, помогает ей переместиться на кровать.
– Я сейчас пойду за снимком, отнесу его доктору. А потом он сам уже вам всё расскажет.
У женщины сложный перелом руки. Она рвётся домой к семье, но её пока не отпускают.
– Лерка, почему грустная опять? Твой приходил уже?
– Нет ещё.
– Завидный у тебя муж. Красавец, вежливый, воспитанный. Заботливый какой! А дома он как? Помогает? Не обижает?
Пожимаю плечами. Откуда я знаю, какой он дома? Он мне не муж и никогда им не будет.
– Мой вот в молодости тоже был красавцем. Как я в него была влюблена! Он у меня и хороший. Когда трезвый, то и на рынок сходит, и полы вымоет, и с сыном уроки сделает. Но как выпьет, так с катушек слетает и руки начинает распускать.
Слушаю её болтовню и думаю, что лучше никогда замуж не выйду, чем терпеть от мужа побои.
– А твой-то тебя не бьёт?
– Наташа, он мне не муж.
– Серьёзно? Ой, прости, я-то подумала, вы женаты. Он так нянчится с тобой, будто с женой любимой. А вы давно встречаетесь?
– Мы познакомились полгода назад. Но у нас всё сложно.
– Ой, сложности – ерунда. Он тебя любит, и это – главное. Не бывает непреодолимых трудностей. Или он женат?
– Пока не женат, но у него есть невеста.
– Хочешь сказать, что он так заботится о тебе, и при этом у него есть другая? Очень трудно в это поверить.
– Тем не менее.
Закрываю глаза. Снова появляются слёзы. Хочу домой. Залезть с головой под одеяло и ничего не видеть и не слышать.
Скучаю по Свете. Она уехала на праздники к родителям. Должна вернуться на днях.
Шамиль
– Привет, маленькая. Будем обедать? Сейчас нагрею.
Ставлю коробочки с едой в микроволновку, достаю посуду. В больнице кормят. Но с трудом представляю, как на этой низкокалорийной и безвкусной баланде могут поправляться люди после травм. Поэтому каждый день готовка и кормление Леры стоят у меня главным приоритетом.
– Ты очень вкусно готовишь, спасибо.
– Мне приятно, что тебе нравится. Может, ты хочешь чего-то конкретного? Говори – я приготовлю.
Мотаю головой. Ещё не хватало диктовать ему свои желания.
– Мама звонила. Через несколько дней они возвращаются, обещала приехать.
– Вот видишь, а ты волновалась, что она тебя бросила. Она просто не могла приехать раньше.
Сердце ноет: если приедет мама, то моя помощь будет не нужна?
– Но ты всё равно можешь на меня рассчитывать. Я буду навещать тебя.
– Не надо. Я очень благодарна тебе за всё, что ты для меня делаешь, но не хочу, чтобы у тебя были из-за меня неприятности.
– Какие у меня могут быть из-за тебя неприятности? – искренне удивляюсь.
– Вряд ли твоей невесте нравится, что ты крутишься вокруг меня.
Невеста? В этом дело? Значит, Рустам был прав – всё из-за той фотографии? Не знал, как заговорить об этом,
