— я пока не поняла причину этого помешательства.
— Значит так? — намекая на моё бездействие, тихо цедит Захар.
— Ага. Я никуда не поеду. Тебе по слогам сказать, а то с французским у меня беда.
— Перетопчусь.
— Отлично! Тогда куда ты дел моих девчонок?
— Мы в гостиной, — доносится спокойный голос Сони.
— О, всё, Захарка, досвидос! Провожать не буду, дорогу сам найдёшь, — злюсь и ненавижу себя одновременно.
Ненавижу за слабость перед этим человеком. Ведь только представляю, как он уходит, и уже в сердце что-то громко лопается. Жесть!
— Ну, Ванилька, сама приняла решение. Хотя я поддерживаю. Зачем тебе лишнее, а всё необходимое ты у меня и так получишь, — подходя ко мне, уверенно провозглашает Яровой.
— Захар, ты, кажется, направление попутал.
— Нет, это ты, стервочка, мне все мозги запутала. Надоело. Всё, — и решительно протягивает ко мне загребущие конечности.
Дёргаюсь в сторону, избегая его рук, но не успеваю, и мужские пальцы смыкаются на моей щиколотке. Прямой контакт голой кожи коротит нервную систему, лишая возможности к сопротивлению на несколько секунд.
Панталонович зато не теряется и тут же подтаскивает за ногу к себе, чтобы снова закинуть на плечо.
Громко и тяжело дышит от плохо контролируемого бешенства и явного возбуждения, об которое я ненароком ударяюсь бедром, когда меня вешают на своё тело.
— Захар, что случилось? — пытаюсь наладить контакт, так как меня несут в домашней одежде и с босыми ногами в коридор.
— Поговорим дома.
— Я уже дома.
— Уже нет.
Скриплю зубами от бесполезной ярости.
— А сейчас мы не можем поговорить?
— Нет. Сейчас тут слишком много свидетелей, если я начну задавать вопросы, а ты мне снова начнёшь нагло в глаза врать, то будет много лишних трупов.
Он же шутит? Да?! Так как по его злому лицу с каменными желваками на щеках сразу и не поймёшь.
— Маш, Сонь, ну вы чего просто молча стоите и ничего не делаете? — вспоминаю о подругах и жалобно тяну к ним ручки.
За это тут же получаю так весомо по заднице. Эй!
— Не трогай их. Они тебе не станут помогать в побеге от меня.
— Машуля, птичка моя, — нервно дёргаюсь в сторону следующих за нами девчонок.
Мы уже в коридоре, и до решающего выхода остаётся всего несколько секунд.
— Земляничка, вам и правда надо нормально поговорить. Прости, — и протягивает похитителю мою сумочку с ключами и деньгами и мой мобильный.
Злюсь теперь на всех. Кругом произвол и нарушение прав человека на свободу и независимость.
Так мы и уходим.
В подъезде тихо и пусто, ни одного признака присутствия моего бывшего. На улице уже совсем вечер, значит, я проспала несколько часов. Дождь прекратился, оставляя влагу в воздухе и всё ещё местами серое небо, но погода явно пошла на улучшение. Чего нельзя сказать о моей жизни.
Не то чтобы мне было реально страшно от этих выпадов Ярового, но возмущение от собственного бессилия толкало на безрассудство.
В противовес угрозе сгрузили меня на переднее пассажирское и связывать тоже не стали.
— И не дергайся, — уже спокойнее попросил мужчина, щёлкая моим ремнём безопасности.
Хочется показать ему язык и сильно стукнуть по этому мощному затылку, но … сдерживаюсь.
Я тоже взрослая, будущая мать и потому могу вести себя цивилизованно. Отворачиваюсь к окну и выказываю своё порицание его поведения выразительным молчанием и разглядыванием пейзажа за окном.
Когда, выезжая за город, мы сворачиваем на другую дорогу, напрягаюсь, но из вредности продолжаю молчать.
Скоро вокруг только лес, дорога с асфальтированной меняется на просёлочную с ухабами и грязевыми лужами, а небо всё больше темнеет.
— Куда ты меня везёшь? — в итоге не выдерживаю.
— Поговорить, — сухо отрезал водитель.
— И это будет последний разговор в моей жизни?
— Ники, глупости не неси.
Действительно, зачем ему меня убивать, я и так ничего ему не сделаю. И даже не потому что не могу, а потому что не хочу, ведь этот козлина мне нравится, а ещё отец моего ребёнка.
Тяжело вздыхаю, предвидя битву титанов. Может, если сразу покаяться, то меня пронесёт, и я легко отделаюсь.
— Зар, я знаю причину твоего буйства, — как можно спокойнее подвожу к основной проблеме, которую за время нашего недолгого путешествия уже раскусила, сложив два и два.
Он нервно дёргает плечом, что даже машину заносит право.
— Отлично, но, Вероника, пока помолчи.
Это не просьба. Это приказ. Кажется, не пронесёт.
Вероника
Тот самый домик в лесу, где мы были в начале недели, я узнаю моментально. На душе теплеет, что место знакомое и недалеко от самого коттеджа Ярового.
— Значит, сюда не только пешком можно добраться, — сама себе под нос подвожу итог.
— Не только, но пешком лучше, — неожиданно отзывается Захар, выходя из машины.
Поднимаю глаза к небу, моля о терпении.
Мужчина открывает мою дверцу и молча извлекает моё тельце.
— А у тебя спина не заболит таскать мою тушку на руках туда-сюда?
Выразительный взгляд голубых глаз снова лишает меня жизни на пару минут. Их хватает на то, чтобы зайти в дом и усадить мою попу на диванчик посреди гостиной. Сам же хозяин располагается в кресле напротив.
— Теперь приступай, — милостиво оглашает решение Яровой.
Нервно кручу в руках край футболки, грозясь окончательно её порвать, перебираю голыми пальцами ног по прохладному полу. И вся моя бравада как-то сникает. Это в порыве чувств я против него такая смелая, а когда Панталонович просто сидит с нечитаемым выражением лица и стиснутыми кулаками, что костяшки побелели, то вообще не айс.
Но надо! Если не начну сама, то прижмёт меня он, а тогда, выходит, я буду врушкой и вдобавок трусихой.
— Захар, правильно ли я понимаю, что девочки мои не умеют держать свои ротики на замках?
— Почему? Умеют, но … мне было достаточно одного ответа на мой вопрос, а дальше уже становится всё понятным.
Забываю дышать под расстрелом голубых глаз. Всё плохо. Нет, всё очень плохо, просто беспросветный песец! Отрывисто выдыхаю, сжимая ткань футболки в кулак. Можно, конечно, попытаться юлить и лить воду, но я устала. Пора рубить этот узел…
— Верно. Райданов не отец моего ребёнка, а последний секс с ним был задолго до возникновения беременности, — сглатываю так шумно, что морщусь сама.
— Моего… — тихо начинает Яровой, выхватывая из мною сказанного только одно несчастное местоимение. — То есть ты ребёнка в единоличном порядке себе присвоила?
— Не то чтобы… но около того, — не вру, нет смысла.
— А как же отец ребёнка? Ему знать не
