Тонкой нитью - Татьяна Тэя

– А я смотрю вы задружились.

– Когда я отказывал в своём обществе такой красотке? Ты знаешь, с годами я стал ценителем.

– Женской красоты?

– Ума, – усмехнулся мой сосед. – Женского ума и умения поддержать разговор. Смотри, твоей Блейки даже стал интересен такой приземлённый рыбак как я. Кофеем меня напоила, поболтали малость, всё как я люблю, – старик из-под козырька кепки с прищуром уставился на меня. – Ты, смотрю, тоже в ценители метишь?

Я вопросительно взглянул на него, не понимая, куда он клонит.

– Ну, я помню тех «леди», что гостили у тебя несколько лет назад, ума там было маловато: и у них, и у тебя. Прости уж за откровенность.

– Да я не спорю, совсем не спорю.

Я вытянулся в пластиковом кресле, скрестив лодыжки, и думая, что сожалеть о прошлом уже просто не оставалось сил. Другой я, наверное, что-то бы возразил Энтони, но другой я умер давным-давно.

– Некому было учить уму-то, да и сейчас тоже нет, – я выдохнул дым, думая про отца, лежавшего в госпитале под аппаратами.

Придёт ли он вообще в себя? Родня думала, уж лучше бы и не приходил. У одной Робин там что-то пригорало, то есть у второй его жены, ради которой, собственно, он мать и оставил. Пригорало, потому что единственным полноправным наследником оставался я – нелюбимый раздражающий пасынок. Своих собственных она в браке с отцом так заиметь и не смогла. Так что её финансы теперь зависели полностью от моего к ней расположения, а оно уж было не ахти каким.

В голову закралась внезапная мысль: уж не связана ли как-то Робин с активностью Ванессы, или дело было всё-таки сугубо в её нынешнем положении? Робин вполне себе могла слить ей информацию, да и заниматься этим до сих пор, так как у моей мачехи, вероятно, были свои глаза и уши в Издательстве.

Я снова посмотрел на Энтони, за всеми его словами крылось вполне себе отеческое ко мне отношение. Что тогда, что сейчас он аккуратно наставлял меня на пусть истинный, не без свойственных ему шуточек и подколок, но даже когда я был полным балбесом и сорвиголовой, у него всегда находились советы для меня.

– Наверное, мне не хватает такого отца как ты, – внезапно признался я.

– Боже упаси, Логан. Из меня бы вышел ужасный отец, – хмыкнул Энтони. – Мы бы только бездельничали целыми днями и удили рыбу.

– Не самое плохое времяпровождение, – философски заметил я.

Энтони снова хмыкнул, а потом завис в своих мыслях, выпуская ровные колечки дыма одно за другим. Солнце медленно исчезало за деревьями, вода стала тёмной с малиновыми отблесками заката, намекающего, что завтра будет так себе ветрено.

– Вообще, главное ведь что? – снова заговорил старик. – Главное самому стать хорошим отцом, не допустить тех же ошибок, ну, раз твой собственный батяня так напортачил.

Я мрачно задумался над его словами. В голове крутилась треклятая Ванесса со своими новостями. Не к месту и не ко времени. Но даже если он мой, я всё равно не вернусь к ней. Лучше бы забрать его и растить самому. А с кем? С Блейки? А примет ли она ребёнка? Каждая женщина хочет своих. А тут такой груз, в довесок ко мне прилагающийся. Потом не уверен, что Ванесса, в случае если ребёнок всё же от меня, так просто сдатся. Она сделает всё, абсолютно всё, что угодно, для того, чтобы он стал разменной монетой в наших взаимоотношениях. Она начнёт манипулировать им, чтобы я играл по её правилам. Этого я, конечно, делать не собирался, но что дальше? Меня просто отодвинут в сторону. Её семья тоже сидит на деньгах, у отца крепкий бумажный бизнес, так что далее мы схлестнёмся в суде, что повлечёт за собой годы… годы тяжб и дележа имущества. Так себе перспективы, откровенно говоря.

– Ты абсолютно прав, но знать бы ещё как? – ответил я, наконец, ему.

– А это, как бы глупо не звучало, сердце подскажет и инстинкты. Вот, например, сейчас, что они говорят?

– Сердце и инстинкты? – посмеиваясь, переспросил я.

– Да, они самые, – махнул рукой старик.

– Ну, намекают, что неплохо бы уткнуться лицом в женские колени, расслабиться и поспать.

– Вот, отличная идея, – хохотнул Энтони, своим шершавым, как шлифовальная бумага, голосом. – Кстати, и колени у неё, что надо.

Ах, старый чёрт, всё успел оценить! Я трясся от беззвучного смеха, пока Энтони завершал свою мысль.

– Так что дуй к своей леди Блейк, не дожидаясь, пока она накрутит себя больше, чем уже накрутила. Утыкайся в колени и спи, а утром… поговорите.

– Боюсь, она не из тех, кто ждёт до утра, – я затушил окурок, обжегший мне пальцы, и кинул в пепельницу, задвинутую под шезлонг.

– Но ты же знаешь, как убеждать.

Я не стал его уверять, что в данном случае, это не сработает. Мне предстояло поехать к Блейк и, наверное, поговорить с ней по душам и рассказать, если не всё, то часть. Боюсь, всё, она ещё не готова услышать, но и я также не готов это всё рассказывать.

Через полтора часа я стоял у неё на балконе. Вернее, на нашем балконе. На него она так и не вышла и, наверное, до сих пор пряталась в квартире. Поэтому я очень аккуратно постучал в стекло. Блейк никак не отреагировала, так что я принялся стучать настойчивее, а потом, когда ответа так и не последовало, толкнул её дверь и… та поддалась.

Я зашёл в тёмную безмолвную квартиру через гостиную, заглянул на кухню, но не обнаружил там ни души. Уже, было, испугался, что она уехала, сбежала от меня, но облегчённо выдохнул, зайдя в спальню и увидев её, свернувшуюся калачиком на середине кровати. Блейк обнимала подушку, и её ровное дыхание подсказало, что моя девочка давно и глубоко спала.

На столике возле кровати стояла чашка с остывшим кофе. Обнаглев в конец, я схватил её и допил, думая, что даже остывший до ледяного состояния, кофе Блейк всё же прекрасен на своё мягкий вкус. Мягкий и крепкий одновременно, как она сама.

Если Блейк и говорила, что не желает меня видеть, а все дела в издательстве будет решать только через своего агента, вероятно, где-то внутри она всё же хотела, чтобы я пришёл, потому что оставила дверь на балконе открытой, хотя и грозилась обратным. От этой мысли на моей душе сделалось