— Его пташка — стерва? — Я смеюсь. — Что, черт возьми, это вообще значит? Она кричит слишком громко? Кусается?
Эшли непонимающе смотрит на меня.
— Мы говорим об одном и том же?
— Я не знаю. Мы говорим о настоящей птице?
Он качает головой.
— Нет, не птица. Пташка. Его девушка Кэролайн.
Я кошусь в его сторону, хотя он прямо передо мной.
— Пташка — это один из тех британских терминов, которые не означают то же самое в Америке?
— Видимо.
Ах, в этом есть смысл, и, черт возьми, я идиотка.
Как неловко.
— Это странное слово для девушки. — Это единственное, что я могу сказать, потому что чувствую себя глупо.
Он пожимает плечами.
— Не я его изобретал.
Я возвращаюсь к первоначальной теме.
— Сколько лет твоему брату?
— Двадцать.
— И он дома с твоими родителями?
Эшли бросает на меня хмурый взгляд.
— Он живет в Лондоне.
Я ничего не знаю о Лондоне или о том, что нужно для того, чтобы там жить, но знаю, что это чертовски дорого. Как двадцатилетний парень может себе это позволить?
— Точно, кажется, ты упоминал об этом. — Пауза. — Он приезжал навестить тебя?
— Да, приезжал. Кэролайн хотела увидеть Чикаго, поэтому они приехали на несколько дней, а затем взяли напрокат машину и поехали осматривать город. — Он достает из корзинки палочку моцареллы. — Думаю, что это ее тайная мечта — иметь дом в Америке. Она самоуверенна и стремится никогда в жизни не работать.
Могу сказать, что это его беспокоит.
— Это плохо.
Еще одно пожатие массивными плечами.
— Это проблема Джека, не моя. Я не из тех, кто встречается с кем-то, кто хочет, чтобы его осыпали подарками и имели членство в «Аннабель».
— Что такое «Аннабель»?
Он все еще жует.
— Самый шикарный клуб во всем Лондоне. Членство в клубе стоит чертовски дорого.
О.
— Пусть мечтает дальше. Этого никогда не случится. Джек не такой идиот. — Жует. Жует. — К тому же, не он наследник.
А я.
Слова не произносятся вслух, но они есть, как будто он их произнес.
Интересно, что все это значит. Мое сверхактивное воображение выстраивает в уме историю о прошлом Эшли, используя имеющуюся у меня информацию: его утонченный акцент. Дом, в котором он жил один, с гранитными столешницами и спальней для гостей — с собственной ванной комнатой.
Совершенно новый грузовик.
Школы-интернаты.
Разговоры о наследстве и эксклюзивных клубах, где нужно членство.
За пределами моего понимания.
Я знала девочек, которые росли так, южных красавиц голубых кровей, чьи семьи проживали в этом районе на протяжении нескольких поколений. Противные, заносчивые девчонки, которые были членами загородных клубов и смотрели на людей, задрав носы.
Носы, измененные хирургическим путем. И с отсутствием личности.
Не тот мир, в котором я хотела бы оказаться в ловушке.
— Поэтому ты переехал сюда? — внезапно выпаливаю я.
— С чего такой вопрос? Из-за «Аннабель»?
Я хихикаю.
— Нет. Ты переехал в Штаты, чтобы сбежать от своих обязанностей? Людей?
Парень медленно кивает.
— Да, наверное. — Он снова начинает теребить смятую салфетку, которую уже разорвал на части и уничтожил. — Не все это плохо — просто становится утомительным. Я не хочу устраивать обеды, вечеринки в саду и гребаные благотворительные мероприятия всю оставшуюся жизнь. Это не то, кто я есть.
Но это то, для чего я был рожден.
— Но ты собираешься работать на своего отца?
Он снова кивает.
— Так получилось, что я люблю цифры и финансы, поэтому думаю, что это будет не так уж плохо. — Пожимает плечами. — Я иногда ходил с ним в офис, когда был дома на каникулах, и мне всегда это нравилось. Он ставил мне мой собственный стол и просил подсчитывать цифры, а клиенты приходили поговорить об акциях. — Эшли замолкает. — А как насчет тебя? Какая у тебя семья?
— Мои родители — обычные американцы. Они оба работают полный рабочий день, иногда сверхурочно. Занимаются домом по выходным. Я выросла в маленьком домике, где нет места даже для собаки, но там мило. — Я думаю о том, как мое описание родителей и воспитания может звучать для него. — Никаких модных клубов или благотворительных мероприятий, если не считать сбора средств в школе, чтобы футбольная команда могла получить новую форму.
— Ты играла в футбол?
— Немного. Так мы обнаружили, насколько я быстра. Затем, когда у меня начало получаться в легкой атлетике, мне пришлось решить, на чем хочу сосредоточиться — никто не хотел, чтобы я травмировалась на футбольном поле, а легкая атлетика была самым безопасным выбором для получения стипендии
— Разве ты не могла достаточно хорошо играть в футбол, чтобы получить за это стипендию получше?
— Может быть? Хотя мне это не очень нравилось. Правила выводили меня из себя. И не могла вспомнить и половины из того, что они собой представляли: где я должна была находиться на поле, кто куда бежал во время удара по воротам.
— Понятно.
— В любом случае, у моих родителей не было денег на мое обучение. В общем, сделала то, что должна была сделать, а футбол ставил меня в тупик, поэтому я ушла. — Я пью из стакана с водой, который бармен поставил раньше. — Я люблю соревнования и путешествовать.
— И посмотреть изнутри гостиничные номера?
— В основном. — Я не могу удержаться от смеха.
Он прав; мы путешествуем, но это не значит, что мы занимаемся туризмом. Легкая атлетика — это не совсем тот вид спорта, который вызывает шумиху. На самом деле всем на это наплевать, кроме спортсменов и тренеров.
Это почти не приносит денег.
У нас почти нет зрителей.
Это спорт, который приходит и уходит практически незаметно.
Полагаю, как и регби. Такой малоизвестный вид спорта.
— Как давно ты играешь в регби?
Эшли издает жужжащий звук глубоко в горле.
— С тех пор как учился в средней школе. Регби и лакросс. — Он ухмыляется, сверкая расщелиной. — Так предсказуемо по-британски.
— Это увлекательно. Мне нравится. — Я подмигиваю ему и жалею об этом, потому что его глаза расширяются, и парень отводит взгляд — как будто не уверен, что делать с моим маленьким кокетливым жестом.
Это касается нас обоих…
Мне немного неловко, когда я ломаю голову, что бы еще сказать, или о чем поговорить, или спросить его.
— У вас есть какие-нибудь домашние животные?
Вот. Это хороший вопрос.
— У мамы какое-то время было несколько тявкающих собак. Хотя они мертвы.
Эм. Ладно.
— Мне не приходилось иметь с ними дело с тех пор, как учился в школе, хотя один из них — Лютик, померанский шпиц — страстно ненавидел меня. Укусил меня дважды, маленький ублюдок.
Я хихикаю.
— Скажи «Лютик» еще раз.
Парень сводит брови вместе.
— Одного раза достаточно, мисси.
Думаю, он дразнит меня в ответ, но трудно сказать наверняка; он все еще выглядит крутым. Грубоватый, с щетиной, в черной рубашке и с татуировками.
Не могу поверить, что подошла к этому парню несколько недель назад и осмелилась пригласить его на свидание.
Какая наглость!
Но с другой стороны…
Посмотрите, где мы сейчас находимся. Делимся закусками после утренней прогулки, живем через коридор друг от друга.
Никогда в жизни не поверила бы.
Мои часы издают звуковой сигнал, и я бросаю взгляд на уведомление.
Ронни: Предупреждение: тренер проводит проверки. Она дает всем 30 минут.
Дерьмо.
— Мы должны идти, — говорю я со вздохом. — Мой тренер проводит случайные проверки комендантского часа сегодня вечером.
Им нравится иногда следить за тем, чтобы мы не ходили на вечеринки, чтобы были в отличной форме на предстоящую неделю; им нужно будет мое селфи из дома, с отметкой даты и времени.
— Понял, — говорит Эшли, уже залезая в задний карман и вытаскивая бумажник. Достает несколько купюр и бросает их на стойку.
