Джилл Шелвис - Перед лицом любви

– Я не делюсь своим мороженым.

– Ты уверена? Потому что… – И снова он приблизил рот к самому ее уху и ухитрился даже ущипнуть его губами. – Я знаю намного лучший способ использовать его, о котором ты, возможно, не…

О Господи! Она подпустила к себе опасного хищника.

– Что ж, – Дэни с усилием сглотнула, – это очень интригующая мысль. – Она почувствовала, что уперлась в диван, заметила, как Шейн снова улыбнулся, и в следующее мгновение опрокинулась на подушки.

Шейн лег на нее сверху, придавив теплой тяжестью своего тела, но и здесь не поцеловал ее. И тогда она вспомнила:

– Маска.

– Я уверен, что она очень вкусная, но, может быть, тебе лучше…

– Да, конечно. – Столкнув его с себя, Дэни вскочила и побежала в спальню, а оттуда в ванную, где бросилась к зеркалу и уставилась на свое отражение. Она увидела блестевшие глаза, лицо же было скрыто растрескавшейся зеленой маской, придававшей ей вид страдающего морской болезнью уродца.

Шейн видел ее такой, все время смотрел на нее. Даже чуть не поцеловал ее.

Дэни смыла маску. Из уязвленного тщеславия нанесла блеск на губы. Теперь губы выглядели бесподобно, а в остальном? Не совсем то, что надо. Она ринулась в спальню, срывая с себя всю одежду, метнулась к встроенному в стену шкафу. Раздевшись догола, Дэни принялась шарить там, в поисках какой-нибудь одежды на смену той нелепой, что только что сняла. Но вся другая пригодная для дома одежда оказалась среди отложенных для стирки вещей.

– Черт!

– Как там, все в порядке? – послышался из-за двери голос Шейна.

Господи! Дэни в панике захлопнула дверь шкафа, укрывшись внутри голой.

– Не входи сюда!

– Почему? Неужели из-за твоей одежды и маски?

– Прикольный ты парень, Шейн. – Похоже, он вошел в спальню. В темноте она принялась на ощупь искать в куче, сваленной на полу одежды новые трусы. Угораздило же ее потерять недавно пару трусов. Какого черта? Дэни не нашла трусы, но наткнулась на потерянную несколько недель назад щетку.

– Дэни? С тобой все в порядке? Она отбросила щетку в сторону.

– Превосходно.

Шейн потянул дверь, но она придержала ее.

– Не смей входить сюда.

– В кладовке ты говорила по-другому.

– Я серьезно.

– Такое впечатление, что ты задыхаешься. Что ты там делаешь?

Дэни нашла свитер на молнии с капюшоном. Бюстгальтер найти не удалось, поэтому она застегнула молнию до подбородка.

– Я задыхаюсь, потому что… хотя не имеет значения! – Она зашарила руками в поисках джинсов и наткнулась на юбку из тонкой ткани, которую надевала прошлым летом, когда ходила на ярмарку. Она была широкой, с завязкой на поясе, и Дэни едва успела влезть в нее и подвязать пояс, как снова потянули дверь.

– Черт возьми, Шейн Махони. – Почему это при нем она всегда оказывается без белья? – Ты меня совсем не слушаешь.

Не подозревая о ее затруднениях, он весело ответил:

– Так всегда говорит моя мать: «Шейн Махони, ты меня не слушаешь».

Придерживая дверь, Дэни отчаянно пыталась привести в порядок одежду и отдышаться.

– И что же она делала, чтобы ты слушал ее?

– Я был последним из шести братьев. Будучи адвокатом, специализирующимся на судебных тяжбах, мать возвращалась с работы слишком усталой, чтобы заниматься мной.

По-прежнему оставаясь в темноте, Дэни подняла голову. Это не укладывалось в тот стереотип, который она рисовала в своем воображении, – избалованного, испорченного мальчишку, единственную отраду жизни матери.

– Значит, тебя братья воспитывали?

– Скорее, регулярно колотили.

– Не может быть. Ты же такой сильный!

– Я был очень тщедушным мальчишкой, поверь мне. Она представила его себе беспомощным маленьким мальчиком, которого некому было защитить, и ее сердце непроизвольно сжалось.

– И твоя мама позволяла это?

– Я же говорил, она уставала от нас. Буквально.

– А твой отец? Он-то, наверное…

– Очень занятой нейрохирург. Тоже редко был с нами, но если был, то потворствовал братьям в том, чтобы они муштровали меня.

– Почему?

– Потому что я был классическим лодырем. Не оправдывал ожиданий.

Дэни повернулась лицом к двери, даже приложила ладонь к дереву, будто так могла прикоснуться к нему.

– Но ты ведь пилот? Руководишь частной авиакомпанией. Можешь летать на всех типах самолетов, доставлять самых разных людей в самые разные точки планеты.

– Я водитель дорогого такси.

– Шейн…

– Не пойми меня неправильно, я люблю то, чем занимаюсь. Я был рожден для того, чтобы делать это. Когда я в полете, это… переполняет душу. Я же говорю о том, что думают люди.

И Дэни знала, что его задевало то, что люди так думали. Она прекрасно знала, какие это может доставлять мучения. Это и побудило ее открыть дверь.

Шейн стоял, подпирая стену, в самой непринужденной позе со скрещенными руками и ногами. Да, этакий беззаботный тип.

– Наконец-то появилась. – Шейн оценивающе взглянул на застегнутый свитер с капюшоном и длинную юбку, полностью, от подбородка до пят, скрывавшие ее тело. – В полном комплекте доспехов.

Избегая его взгляда, потому что он смущал ее, Дэни принужденно улыбнулась.

– Подумала, что мне это может понадобиться. – Она остановила взгляд на своей кровати. «Противные глаза. Нашли куда смотреть». – Так ты… всегда хотел быть пилотом?

Шейн улыбнулся. Он не купился на отвлекающий маневр.

– Как только впервые увидел самолет. На что ты смотришь?

– А я всегда хотела работать с животными, – быстро сказала Дэни, отводя взгляд. – Меня и маленькую влекло к животным. – Она тараторила, как всегда, когда нервничала. Сочетание нервозности и возбуждения плохо действовало на нее. – Когда я получила работу в зоосаде, мать приехала, туда в первый же день. А я как раз ставила клизму жирафу, у которого был запор.

– Дай-ка, я отгадаю. С тех пор она считает, что ты только этим и занимаешься весь день – убираешь дерьмо.

Неожиданно для себя Дэни рассмеялась. Как ему удалось рассмешить ее?

– Так же, как и ты возишь людей на такси, да?

Он тоже улыбался. Они обменялись улыбками, отметив, таким образом, ту общность, что неожиданно возникла между ними.

– Тебе повезло с твоей работой, – пробормотала Дэни.

– Очень.

– Мне тоже.

– Мне и в жизни повезло, – сказал Шейн. Правильно, нужно запомнить это, он счастлив в одиночестве.

– Однако все усложнилось, – тихо добавил он. – Я испытываю больше радости от жизни теперь, когда встретил тебя.

Не успела она решить, как отнестись к этому его заявлению, как он перевел взгляд на ее губы.

– Намного больше радости. – Зажав ее свежевымытое лицо между ладонями, он наклонился, и на этот раз их губы соприкоснулись. Этот поцелуй отличался от их последнего неистового поцелуя в кладовой и от поцелуев, которыми они обменивались у него дома.