Видя такое дело, Машка тоже принялась скандалить. В последний вечер, придя с работы, я застал совсем неприличную картину – ребенок висит на матери, как будто ту фашисты угоняют в Германию, и вопит:
– Мамочка, не уезжай, я не хочу!
Я высказался в том духе, что тоже не хочу маму отпускать, но нужно понимать, что… – тут я получил кулаком в живот и переключился на Катю.
– Так, девушка, до поезда полтора часа, а ты не умыта, не одета, и чемоданы не собраны!
– А может, я не поеду-у-у? – по-бабьи завыла моя обрученная и нареченная.
Машка с готовностью подхватила. Я понял, что сейчас начну применять грубую физическую силу против тонкой психической слабости.
– Как это не поедешь? А ну марш умываться! Машка, отцепись от мамы! Ты английский сделала? И прекратите этот водопад!
Эффект был достигнут: ребенок вцепился в мать всеми конечностями и, кажется, зубами; мать посмотрела на меня, как на гада-олигарха, и проплакала:
– Значит, уезжать? Хорошо, только Машку я тебе не оставлю! Маме отвезу! А ты валяйся на своем диване, отдыхай от нас!
Впервые в жизни мне захотелось отвесить будущей супруге полноценную оплеуху. Порыв так меня напугал, что я вдруг понял, что нужно делать.
– Ах, так! – театрально прогремел я. – Тогда я вообще могу уйти! Прощайте!
И я, гордо вскинув голову, рванул дверь и шагнул… в шкаф. С удовлетворением я услышал резко наступившую тишину снаружи. Выждав для верности пять секунд, я вывалился из шкафа с радостным: «А вот и я!» – и подхватил на руки обеих оцепеневших женщин.
– Я передумал! – вопил я. – Мы будем жить долго и счастливо и не умрем никогда!
Катя и в одиночку (несмотря на свои небольшие габариты) – барышня тяжелая, а в комплекте с Машей – вообще малоподъемная. Поэтому я быстренько поставил присутствующих здесь дам на пол, но объятий не ослабил.
– Еще! – потребовал забывший о недавнем горе ребенок. – И выше!
– Ладно, – согласился я, – но, чур, только тебя одну.
Схватив Машку за ногу и руку, я совершил ребенком неизвестную науке фигуру высшего пилотажа, после чего перевернул визжащую девочку вниз головой. Катя по-прежнему выглядела хмурой.
– Давай рассуждать логически, – предложил я, игнорируя радостные протесты Маши, – не хочешь ехать, так оставайся. Я смотаюсь, сдам билеты. Скажешь, что по семейным обстоятельствам. В конце концов, почему ты должна по командировкам мотаться? Что, мужиков мало?
Тут девочка переключилась на плачущие интонации, и я сделал вид, что только что обнаружил ее наличие.
– Оба-на! Привет! А чего ты тут висишь? На ноги? Не вопрос. Становись на ноги.
И я плавно приземлил Машу так, что ее ноги оказались прямо на моих. Мы тут же принялись путешествовать по прихожей.
– В крайнем случае, – продолжил я, передвигаясь по-медвежьи, – если ты мне не доверяешь, можно оставить Машу у твоей мамы. Но это глупо. Когда-нибудь все равно возникнет ситуация, при которой мне придется сидеть с этим маленьким топтуном… Нет, Маша, в кухню не пойдем, мне нужно с мамой договориться…
– И что ты предлагаешь? – Катя все еще глядела исподлобья.
– Сейчас ты умываешься, я в это время складываю чемодан и через… двадцать минут отвожу тебя на вокзал. Потом возвращаюсь к Марии, мы немного почитаем…
– Спать не хочу-у-у!
– А пока никто и не гонит тебя спать! Так вот, мы с Машкой тут сражаемся, а если будет совсем плохо, звоним тебе. Ты прилетаешь и всех спасаешь. Нормальный план?
На том и порешили. Правда, с некоторыми исправлениями – в частности, Маша увязалась с нами на вокзал. Похоже, Катю это не очень устроило, на ее вымытом личике была написана готовность поговорить со мной в машине серьезно и без свидетелей. А так женщина моей мечты ограничилась повторением инструкций и странным вопросом:
– А что ты имел в виду, когда говорил про Машу? Я напрягся, пытаясь вспомнить все, как Шварценеггер.
– А что я говорил про Машу?
– Что ты… что тебе все равно придется с ней сидеть.
– Ну правильно! Мало ли какая ситуация возникнет. Ты куда-нибудь поедешь, мама твоя заболеет. Что тогда, в приют девушку сдавать? Девушка, в приют хочешь?
– Я не девушка! – заявила Маша голосом, в котором уже прорезалась зевота.
Катя промолчала до самого вокзала. Целуя ее на прощание, я обратил внимание, что обручальное колечко она не надела. Решила продемонстрировать обиду? Но на что?
**
Перед отъездом я находилась в истерике, переходящей в панику. Мне казалось, что я совершаю самую большую глупость в жизни. Я представляла себе Машу через неделю: голодная, нечесаная,- уроки не сделаны. И это в лучшем случае, в худшем Сергей ее забудет где-нибудь в Ледовом дворце, и она будет там ночевать в холле одна… Я, конечно, дала Маше номер мобильника Сергея, причем не просто дала, а написала карандашом на всех тетрадках, чтобы точно всегда был с собой, но у нас в городе из телефона-автомата позвонить на мобилу невозможно. Остается надеяться на окружающих Машу мам. Наверное, не дадут ребенку остаться одному, кто-нибудь пригреет, возможно, даже покормит.
Раз пятьдесят за вечер я решала никуда не ехать, раз сто собиралась перевезти Машу к маме, и перевезла бы, если бы мама по телефону не сказала, что «я, собственно, ничего другого и не ждала, ежу понятно, что Сергей не справится». Вопрос перевоза Машки немедленно отпал.
Каким-то чудом Сергею удалось выпереть меня из квартиры и засунуть в поезд, даже не применяя грубую физическую силу. В вагоне мне совсем поплохело. Захотелось сесть и по-бабьи завыть:
– Ой, на кого ж я вас покидаю-у-у!
Но пришлось взять себя в руки. На завтра портфель сложен, сумка с коньками приготовлена, завтрак есть.
Всех делов-то не проспать школу, потом не опоздать на тренировку, а потом не забыть ребенка с этой самой тренировки забрать. А в промежутках еще покормить обедом, посадить делать уроки, отогнать от телевизора, покормить ужином (то, что ела на обед, уже есть не будет). А в полдевятого отправить мыться и спать, перед этим приготовив на завтра вещи и портфель. Интересно, а Сергей сообразит, что если будет слякоть, то нужно после прогулки высушить на батарее сапоги?
От таких мыслей я, совершенно измученная, заснула часа в три ночи. Мне уже виделась больная, простуженная Маша и Сергей, который сообщает мне, что нам лучше, как обычно, пожить отдельно. Страшно, аж жуть.
В Москве день не заладился. Меня раздражали все и всё. Людей толпы, все наглые, бестолковые, прутся, как стадо баранов, в метро душно. Дверь в квартиру Сергея я открыла с тридцать пятой попытки и… немедленно кинулась проветривать, потому что хозяин перед отъездом забыл выбросить мусор. С трудом дождалась девяти часов (у нас восемь) и кинулась звонить.
