– Откуда я знаю??
– Белка!! – сердится Лешка. – Ну, пожалуйста, перестань. Ты же уже поняла, что это какая-то идиотская случайность.
Я уже не слушаю Медведя. Вытерев слезы, читаю письмо. «Дорогой мой шустрый Бельчонок. Нежданно-негаданно отправляюсь на работу. Одной большой студии нужны люди на несколько дней работать в ночные смены. Я позвонил, меня пригласили приехать. Если получится, вернусь только поздним утром. Студия в Беверли-Хиллз – долго ехать. Надеюсь, что все будет хорошо, и я заработаю денежек на орешки для Белочки. Позвоню, как только смогу. Расскажу смешную историю. Целую ушки-кисточки, твой влюбленный Медведь». Слезы снова капают на клавиатуру. Какой же он все-таки хороший, Мишка. И какая же я все-таки глупая и злая. Как легко я умею обидеть!
Слушаю Лешкин рассказ. Отправил по объявлению в студию свои работы. Они перезвонили. Спросили сколько. Лешка ответил – двадцать пять в час.
– Сколько-сколько??
– Двадцать пять.
Голос на том конце провода крякнул.
– По договору с профсоюзом мы не можем платить в час меньше чем шестьдесят. Надеемся, вы согласны?
Очередь крякать Лешке.
– Согласен.
– Ничего себе! – восхищаюсь я. – Слушай, если это минимум – шестьдесят долларов в час – то как же мало ты получаешь у Майкла! Всего пятнадцать! – возмущаюсь.
– Да, маловато. Но, во-первых, не забывай, что только поэтому он меня и взял на работу. Если бы я попросил больше, он бы предпочел американцев. Надежнее как-то. Мы же, работая над сериалом, подписываем бумаги, что ничего никому разглашать не будем. Американцы в этом смысле вышколенные. Кто знает, кто я такой и как себя поведу? Да и образования у меня специального нет – я же самоучка. Ну, а во-вторых, я не думаю, что шестьдесят – это минимум по всему рынку. Просто эта студия уж очень крутая. Видишь, даже профсоюз имеется, а это большая по нашим временам редкость. К тому же речь идет о ночных сменах, а на них расценки выше. Это уже закон. Калифорнийский закон, как мне объяснили. В любом случае мне это на руку. Правда, из этих шестидесяти долларов в час порядка тридцати процентов налогов вычтут, но все равно хорошо.
– Конечно, хорошо! – восторженно пялюсь на Лешку, не веря тому, что вижу. В экран улыбается счастливая физиономия уверенного в себе голливудского прощелыги. Того самого, что успевает перед началом трудового дня покататься на серфе, в перерыве позаниматься йогой, а вечером покушать в рыбном ресторанчике с видом на океан. И пусть этот голливудский негодяй все еще спит на надувном матрасе и питается дешевыми супами. Сериф, йога и океанский пейзаж уже отчетливо маячат на горизонте. Go, Лешка, go!!
* * *
Наша последняя встреча с Олегом Нестеровичем. Неделю назад я отправила ему свои предложения по пресс-конференции, завтра улетаю. Приглашена на ужин. О том, что он будет при свечах, не догадываюсь до последнего часа – пока позвонившая из Швейцарии Настя не спрашивает, не нужен ли мне вечерний туалет. Я удивлена – к чему? Наверное, так надо. Какой-то неведомый мне церемониал. Хотят сделать приятное. Ну, что ж? Спасибо. Вечернего туалета у меня нет, а Настино предложение одеть что-нибудь из ее гардероба отвергаю. Зачем?
В легком красно-черном клетчатом платье до пят – мой единственный наряд, претендующий на светскость – отправляюсь на встречу. Это платье я купила в прошлом году на восьмидесятипроцентной распродаже по случаю окончания летнего сезона. Купила, чтобы было в чем отметить с Лешкой Новый год. У меня суеверие – в Новый год во всем новом. Тогда все обязательно получится. Вот и пригодилось. Из украшений – только бабушкин крестик. На ногах сандалии. Сомневаюсь, что эти хоромы когда-нибудь видали такую степень аскетизма. Но мне все равно. Я счастлива. Счастлива, что получилось добыть деньги. Счастлива, что наладила отношения с Настиным мужем и не оставляю после себя нехороший след. Счастлива, что заканчивается пребывание в райском саду. Счастлива, что золотая клетка открыта. Счастлива, что лечу. Свобода. Вот что я люблю в жизни больше всего.
Перед выходом «в свет» осматриваю себя в огромном зеркале, установленном в моей гардеробной. Удивляюсь тому, как хорошо выгляжу. Всматриваюсь в отражение. Ну, немного полновата. И что? Как чудесно блестят и волнуются волосы! Спасибо магическим шампуням, кондиционерам и масочкам, оставленным для меня в ванной заботливой Настей. И лицо… Разве не это лицо еще совсем недавно приводило меня в отчаяние морщинами, припухлостями и прочими отметинами прожитых столетий?? Оказывается, столетия столетиям рознь. Два месяца комфортного покоя в Настюхиных хоромах, и свершаются чудеса. Морщинки, конечно, не расправились, но глаза сияют, кожа блестит и выглядит не по-летнему весенней. Видение радует. Ну, Лешка, берегись!! Поменявшая шкурку Бельчушка готова к следующему головокружительному прыжку – она летит с континента на континент, расправив пушистый хвостик!
Прочитал пресс-конференцию. Доволен. Хотел бы работать еще. По электронке, по скайпу… Возможно? Я не уверена. Не знаю. Мы ведь так и не обсудили те двадцать процентов, с которыми ОН не согласен. А в них самое главное – идеология вхождения в большую политическую жизнь. Вопрос национализма.
– Кристина, для меня национальный вопрос не проблема. Бизнес не любит границ, какие бы они ни были – национальные или областные. Но если мне скажут, что избиратель хочет национальных блюд, то, наверное, буду их куховарить. Разве не так поступают все политики мира?
– Нет, не так. Вернее, кто-то так, а кто-то нет. Но дело даже не в этом. Вы готовы играться в национализм ради политической выгоды. Как же я могу в таком случае работать с вами, если я национализм не приемлю? Моя бабушка была мулаткой и говорила на языке банту; мой дедушка был португальцем; папа метисом. Прямая родня по маминой линии вся была русской, хоть кое-кто и жил в Украине – так сложилась судьба. Слобожанщина ведь не всегда была Украиной – вы, наверное, в курсе… Моя вера – православная русская. Мой родной язык – русский. Я думаю по-русски и мечтаю по-русски. Я не могу любить этнический национализм – слишком много во мне намешано кровей. Я могу понять любовь к стране, где вырос, где живешь. Могу понять, когда патриоты ставят интересы своей страны выше других интересов. Но ведь умный патриотизм к примитивному национализму никакого отношения не имеет. Умный патриотизм гордится разностью людей, составляющих нацию в политическом смысле. А этнический национализм не приемлет непохожесть. Он готов ее ограничивать, преследовать и убивать. Идеология этнического национализма, ее нетерпимость, логически ведет к геноциду и фашизму – она освящает их.
