— Все нормально, Жанна Викторовна, — встаю напротив нее и забираю два угла одеяла в пододеяльнике, мы вместе начинаем его трясти, чтобы быстрее и легче расправить его.
— Я же говорила, называй меня просто Жанна, Любочка… — отвожу глаза в сторону, цепляясь глазами за небольшую боксерскую грушу, свисающую с потолка. Да и вообще, комната выполнена в темных оттенках, кажется мужское присутствие здесь. Может, это комната Макара? Значит, я буду спать в его кровати? Бабочки в моем животе снова расправили крылья. Со мной творится что-то эдакое, из-за чего хочется самой превратиться в бабочку и порхать в воздухе, заражая других своим невероятно приподнятым настроением.
— Ну что, Вы… Неудобно как-то! — смущенно добавляю, а женщина напротив издает слабый смешок.
— Ты нравишься мне все больше и больше с каждой минутой… Тогда, пока можешь называть тетей Жанной. А дальше посмотрим! — слегка хлопает меня по спине. — Кстати, может мы поужинаем/позавтракаем, прежде чем спать ложиться? Я там на кухне пакет с продуктами нашла. Вредно, но что делать, когда в холодильнике шаром покати. Хоть бутерброды сделаем, а супы и приварки позже, когда проснемся!
— Это можно… — мой желудок громко урчит в знак подтверждения.
Мы входим на кухню, женщина поджимает губы, переведя взгляд на меня.
— Конечно, это не совсем красиво с моей стороны, все же, ты наша гостья и заставлять тебя возиться на кухне — сверх наглости… Но у меня ужасно болят руки после многочасовой работы на грядках. Ты не могла бы?
— Конечно! — отвечаю, не дослушав ее просьбу.
— Ты умеешь готовить? — будто не верит своим словам она. А что в этом такого?
— Да, я повар по образованию… — женщина хлопает в ладоши, а ее улыбка еще больше расширяется.
— Так это же замечательно! Если эта выхухоль не проела моему сыну весь мозг, то, уверена, он не упустит свой шанс.
— Ааа, — хочу спросить самый главный вопрос, но не решаюсь.
— Ты хочешь спросить, где Макарушка? — киваю. — Сказал, что должен решить вопрос с Кристиной. Это его… девушка! — ну да, девушка, невеста… А я даже забыла о ее существовании, настолько была окрылена поцелуями этого замечательного человека. Но сказка рано или поздно заканчивается, нагло заставляя вернуться с небес на землю.
— Ага, — только не заплакать, только не заплакать. — Она волнуется, наверное! — фух, голос ужасно дрожит. Быстрее к сумке с продуктами, процесс приготовления пищи меня всегда отлично успокаивает.
— Угу, волнуется она, — тяжело вздыхает… — Кристина только о своей заднице волнуется.
Тонкими кусочками нарезаю хлеб, колбасу, добавляю ломтики сыра, сверху накрываю еще одним кусочком хлеба. Затем всю эту красоту обмакиваю в слегка взбитом яйце с солью. Мои движения быстрые, ловкие, уверенные. Стараюсь ни о чем не думать… Потому что уже практически полностью пропал аппетит. А покушать следует… За весь прошедший день и прошедшую ночь я съела только несколько сушек, что предложил к чаю товарищ милиционер.
— Ты моему сыну определенно подходишь гораздо лучше! — игриво произносит она… Подхожу… Только он сейчас с ней, а не со мной. Какая разница, кто кому лучше подходит. Главное, кто кого больше любит. А он ее любит… Ведь первым делом к ней поехал. Да я и не претендую, просто на душе кошки скребутся.
В полном молчании, не зная, что ответить любезной Жанночке Викторовне, готовлю горячие бутерброды на небольшом количестве масла. Они аппетитно шкварчат, периодически обрызгивая все вокруг раскаленными брызгами. Достается и моим пальцам, но я мужественно принимаю эту боль. Мне нет дела до внешних увечий, когда так сильно болит что-то внутри. И я пока не могу объяснить даже себе, что именно.
— Мммм, чем это так пахнет? — Валерьян Николаевич останавливается в двери кухни, он сонно зевает, несколько раз трет глаза ладонями. — Пока я там сплю, вы решили тут позавтракать без меня? — недовольно бурчит, но целует жену в щеку.
Все же, какая они прекрасная пара. Как смотрят друг на друга! Как он ласково держал ее за руку, пока она была без сознания… Как нежно целует сейчас в щеку! Завидую белой завистью… А еще они очень добрые, раз приютили меня — практически найденыша с улицы.
— Это Любочка готовит…
— Да? — мужчина трет желудок. — Потерпи, скоро накормят… — я улыбаюсь. Тетя Жанна недовольно тычет пальцем мужу в живот.
— Хотя бы при девочке не разговаривай с частями своего тела. Что она о нас подумает? Еще сбежит…
— Да никуда она не сбежит, — они шепчутся, но я слышу каждое их слово. — Ты видела, как она смотрела на нашего сына? Ты видела, как Макар ее прижимал к себе? Никуда они друг от друга не денутся.
— Готово! — ставлю тарелку с несколькими бутербродами на стол. Валерьян Николаевич протягивает руку, чтобы взять один. Но Жанна Викторовна резко ударяет его по руке, он одергивается.
— Руки мыл? — рычит она на него…
— Да мыл я… — закатывает глаза он и снова протягивает руку к бутербродам. Берет один, откусывает. — Ну а если даже не мыл… Подумаешь, сожру парочку микробов? Все равно мои… — говорит он, а стыдно Жанне Викторовне, что я замечаю по ее покрасневшим щекам. А мне весело… И как-то необычно наблюдать за МУЖЕМ и ЖЕНОЙ. В нашем роду всегда были одни МАТЕРИ… Матери одиночки.
— Ой, Валерик… Любочка, а ты почему не ешь? — спрашивает у меня она, а я пожимаю плечами. Не знаю, что ответить… Аппетит почти на нуле, да и неудобно как-то.
— Неужели ты тоже из этих? — Валерьян Николаевич складывает пальцы в кулак, оставляя торчащим один мизинец, одновременно с этим надувает губы. Мужчина выглядит очень смешно… — Диеты держишь?
— Нет! — практически выкрикиваю я. — Поесть я люблю, — честно признаюсь, а мужчина кивает на мой ответ.
— Похвально… Тогда ешь… Хоть попробуешь, что ты нам наготовила! — смеется. Неужели невкусно?
Пробую и чуть не выплевываю обратно…
— Пересолила! — констатирую я. Со мной такой впервые… Как бы я не косячила, но все, что касалось приготовления пищи, всегда проходило на высшем уровне, когда я готовила одна… Еда, — это единственное, что «не кусалось».
— Я же говорю, влюбилась! — показывает мне большой палец Валерьян Николаевич.
— Да ну тебя, Валерик… Вот если Любочка сбежит, я скажу Макару, что это все ты виноват. Сам будешь перед ним оправдываться.
— Заладила, сбежит-сбежит! Никуда она не сбежит, — подмигивает мне дядя Валерик. — Потому что, по тому, что они с нашим сыном пережили сегодня, понятно одно — оба ориентируются, как кроты.
Не сдерживаюсь, смеюсь и довольно громко…
— Видишь, у девочки все нормально с чувством юмора… Кстати, Любочка, расскажите нам о себе?
Мы еще некоторое время болтали, пренебрегая правилом «когда я ем, я глух и нем»… Повезло Макару с семьей, очень добрые и веселые люди.
Моя мама тоже когда-то была веселой. А потом родился Колька, появилось еще больше забот, денег стало еще меньше. Но она из кожи вон лезла, чтобы прокормить нас. И несмотря на чрезмерную усталость, она всегда пыталась одаривать нас с братом любовью и заботой, она пыталась улыбаться. Но все было понятно по ее вечно грустным глазам.
Я так мечтала, что у меня будет более-менее нормальная работа, что я смогу обеспечивать свою семью всем необходимым… Что теперь мои любимые не будут ни в чем нуждаться. А по факту придется возвращать домой без вещей, без денег и с разбитым сердцем. На своей шкуре пришлось убедиться, что Москва не жалует приезжих…
Желаю дяде Валере и тете Жанне спокойной ночи, а сама быстрым шагом направляюсь в комнату Макара. Нет сил даже на то, чтобы поплакать, хотя на душе на самом деле паршиво. Залезаю под теплое одеяло, приятно пахнущее сиренью, и практически моментально засыпаю.
— Люб! — слышу сквозь сон голос Макара. Он мне снится… — Люб, нам поговорить нужно…
— Угу… — продолжаю спать. Чувствую что-то холодное на своем лице, раскрываю глаза. Макар сел на кровать рядом со мной и гладит мое лицо своими ледяными руками.
Это самый приятный сон в моей жизни. Так пусть этот сон не заканчивается.
