— Интуиция? — Илька Сомов ехидно поглядывал на мадмуазель Стрижак.
— Цыц. Не думаю, что Митька наш из-за бабы, — Кудрявцев коротко взглянул на Веру. — То есть, из-за девушки. Однако, Вера, ты сотрудница у нас неглупая, и просто так не стала бы болтать. Если учесть, что шеф в странном помешательстве, то возможно всё. А если так, то придется послать Верочку на переговоры. Тут нужна деликатная женская особь.
— Вы с ума сошли, да? Какая девушка? Митька наш никогда бы …Да ни за что! Скала он! — Женька пыхтел, защищая своего шефа от такого наглого поклёпа.
— Значит, пришло его время, — выдала неопределенное Верочка и поднялась. — Я пойду. Если что, на связи. Илька, создай группу в мессенджере, чтобы я не каждому писала, что и как.
Поправила форменный пиджак, пригладила волосы и ушла…воевать или спасть, тут непонятно пока.
* * *
Митька сидел в кабинете своем и злобно перетряхивал содержимое ящиков рабочего стола. Странное бесиво не отпускало его с понедельника, с того самого момента, когда увидел он Юльку и Киру рука об руку. Он писал к Юле, но ни на одно из его сообщений девушка не ответила. Да, Широков предполагал и такое развитие событий, но злость унять был не в состоянии. Он понимал, что ведет себя как последний урод, но все равно срывался на друзьях, сотрудниках, а более всего на себе самом.
— Можно? — Вера Стрижак показалась в дверях кабинета.
— Я занят! — снова не сдержался Широков.
Однако, его рёв Веру не напугал, а как-то даже мотивировал. Девушка вошла в кабинет и встала напротив злобного шефа. Вздохнула поглубже и выдала, словно в воду бултыхнулась:
— Мить, задолбал. Всех уже запугал. Орёшь дурниной. Народ от тебя прячется, и работать нормально не в состоянии. Чего ты добиваешься, а? Всех разгонишь, а сам подохнешь, как загнанный мерин!
Да, кровь не водица. Пожалуй, вот эта ее смелость не просто так взялась, из ниоткуда. Потомственная кубанская казачка, это вам не хухры мухры. Смелые и яркие дочери кубанских земель наверно так и успокаивали своих мужей-казаков. Попробуй, угомони вояку. Вот и поднялось, взвихрилось в Верочке древнее, женско-казачье. Не суть. Главное, что Митьку проняло.
— Чё? — ошалело уставился на помощницу Широков.
— Через плечо! С глузду двинулся, так и скажи. Упакуем в лучшем виде и в психушку! Только, Мить, может, расскажешь, с чего взбеленился, а? Мы же переживаем за тебя, ирод. Сколько вместе хлебнули. Может, проблемы финансовые? Или как?
Вера присела на стул и посмотрела на Митьку очень сочувственно и выжидательно. Тот подзастыл сначала, а потом сказал.
— Финансы в норме. И не надо за меня переживать, Вер. Временные трудности.
— Ты вот что, не юли. Сам знаешь, что мы для тебя на все готовы. Помочь, побить и прочее. Мить, мы же как семья. Ты всех пригрел и объединил, работу дал, а многих вытащил из задницы. Ты давай, не забывай, что не один. Что нужно сделать? Просто скажи. Смотреть же больно на твои эти выкрутасы. Вон, похудел, посерел.
Вера прослезилась, а Митька дернув щекой, промолчал. В самом деле, а что рассказывать-то? Что влюбился в чужую жену и света белого не взвидел? Так и сидели… Вера плакала, а Митька молчал.
— Мить, это из-за нее, да? Из-за Юли? — вот не скажи это Верочка, Митька бы и дальше молчал, а тут …
Хватанул со стола тяжелую фиговину в виде головы льва и запустил об стену! Вера даже не дернулась, просто встала со стула, взяла бутылку коньяку с полки, два стакана, и налила себе и ему. Ну, снова оно, чисто русское. Радость — бухнуть, горе — выпить.
— Рассказывать нечего, Вер. Она замужем, а я в дерьме, — это после долгого глотка коньяку.
— И что? Отбей! Тебе ли плакаться? И красавец, и весь такой из себя, — ну, Вера говорила наобум, не понимая пока в чем беда.
— Вер, вот какой «отбей!?! Ты… — и снова глоток коньяку.
— А что не так-то? — аккуратненько стала прощупывать почву помощница.
— Честная, она… — вот так начал свой рассказ Митька.
Выложил все изумленной помощнице и полегчало. А вот Вере потяжелело. Она сидела и пыталась представить себе Широкова в роли глубоко влюбленного мужика. В голове укладывалось с трудом, а вот глаза наблюдали того самого, глубоко влюбленного. И что посоветовать? А просто все. Верочка тоже девушка, тоже мечтала о любви и сильном плече. Потому и сказала от души:
— Все равно, отбей. Мить, любит она тебя или нет, не знаю. А вот то, что муж у нее козлина редкая, это точно! Ты всегда героем был, так что сейчас-то изменилось? Спаси принцессу. Убей дракона. А сам…Тут сложно. Знаешь, даже если твоей не станет, так ты хоть знать будешь, что она не погибнет рядом с этим уродом, — и вспомнилось Вере, как Митька нянькался с ней, когда случилась любовная беда и полный крах ее надежд стать мадам Васяевой. — Вот, что, Мить, давай, соберись. Внешний холод и внутренний пламень. Поверь, ни одна не останется равнодушной к такому.
— Что ты несешь, а? Какой пламень? Это сказки что-ли?
— Вот именно! Что, пупок надорвешь, если подаришь ей сказку?
Широков даже глаза закатил, мол, совсем ты, Вера, куку.
— Не выйдет.
— А ты сделай, чтобы вышло. Может она, такого как ты, всю жизнь ждала. С твоих слов жила затворницей, книги читала. Натура романтическая. Ну и выдай ей романтики по полной.
— Верная она.
— Ага. Ты тоже нормальным был, пока ее не встретил. Может и она измениться, а?
Тут Широков задумался. Верная Юленька, это правда. Шансов мало, но… В словах Веры была крупица рационального! Если даже Широкову не быть Юлькиной судьбой (хотя, про знак он помнил прекрасно!), то Кирочку нужно ликвидировать. А там уж сама пусть ищет и выбирает себе любимого. Вот как-то так…
* * *
В то время, когда Митя и Вера распивали прекрасный коньяк в «Ярославце», в квартире Гойцманов была тайная сходка соседей.
— Ви садитесь, в ногах правды нет, — Яков Моисеевич приветствовал сестричек Собакевич, Ирэн и Заварзиных.
Все подвигали стульями в большой столовой юриста и расселись. Получилось пёстренько и забавно. Этакий круг посвященных, навроде круглого рыцарского стола короля Артура.
— Яша, у нас к тебе дело, — Джеки начала свою объяснительную речь. — Вопрос касается Юленьки. Все мы знаем сокровище наше с детства и принимаем участие в ее жизни. И также знаем о ее кошмарной обузе в виде Кирилла. Я последние дней пять Юлю перестала узнавать. Девочка наша совсем погасла и боюсь, что состояние ее ухудшается. Нужно что-то делать!
— Верно, Ирина. Мы с Дорой тоже заметили, что Юленька сама не своя. Давеча забыла нам лекарства принести. Такого никогда не было. Вчера вот прошла мимо и не поздоровалась. И в глазах слезки. Я видела сама, — голубоволосая Фирочка похожа была на встрепанного воробышка.
— Я попыталась поговорить с ней, а она только кивнула невпопад и ушла. Что-то совсем дурно с ней, — добрая Светлана Заварзина запечалилась.
— Моисеич, тут ежу понятно, снова ее благоверный донимает. Не в моих правилах сплетничать, но видел я, как Кирка ее охломонистый девицу одну подвозил. Такая …губастая. Так он вокруг нее козлом скакал. Наверно не первая у него, а Юльке беда, — Артём свое слово вставил.
Гойцман пошевелил губами, бровями и задумался. Соседи не мешали, зная, что мыслительный процесс титулованного юриста протекает именно так и вмешиваться в него чревато.
Минуту спустя, Яков Моисеевич удобно уложил ладони на столешницу красного дерева и выдал вердикт или исповедь, сами решайте, что это было.
— Я надеялся, что до такого не дойдет. Ошибся, а стало быть, моя вина в этом тоже есть. Я давно знаю о похождениях того Ракова. Что уставились? Какой он Раевский? Раков Кирилл, житель Пензы и алиментщик! — переждав гул негодовательный, Гойцман продолжил. — И об амантах его знаю. Пригрозил единожды, он вроде понял. Иной раз напоминаю, мол, бдит Гойцман, не просто так небо коптит. А он, вероятно, не принял всерьез. Вопрос в чем? В том, что даже если я и расскажу о его гнилом состоянии Юленьке, она либо не поверит, либо начнет его защищать. А то будет ей во вред, да и мы станем врагами. Намёков девочка наша не приемлет. Просто не видит в людях дурного. А значит, все мои предполагаемые залпы впустую уйдут. В молоко-с. Вот тут, Ирина, требуется ваш совет. Как потомку византийских дипломатов. Что удумаете, Джеки? Какое коварное решение измыслите? Гойцман таки, готов на многое.
