На пальцы скатываются капли с еще мокрых волос.
Еще доля секунды и я впиваюсь губами в ее губы. И словно вспышка перед глазами. Такая яркая, что ослепляет. Зажмуриваюсь. Беру Машу за затылок, чтобы не отвернулась. Чтобы не испортила все.
Черт. У меня внутри сейчас такой состояние… не знаю, как описать его. Но не помню, чтобы раньше такое испытывал.
Я пробую ее вкус, вспоминаю его, пытаюсь забрать часть себе.
И не могу от нее оторваться. Надо бы перевести дух и Маше дать вздохнуть, но не могу. Терзаю ее губы. Пока не вернулась прежняя Маша. Ведь не может все так гладко идти?
Открываю глаза. Руками обхватываю ее лицо и веду их вниз. Касаюсь шеи. Теплая нежная кожа. Просовываю пальцы под воротник халат. Плечи. Чуть сжимаю их и аккуратно, чтобы не спугнуть, стягиваю халат с плеч.
От предвкушения все свело, я чувствую напряжение, особенно там, в паху. Черт, не помню, когда я вот так хотел кого-то. Причем я ловлю кайф вот именно от этого момента. От того, как осторожно пытаюсь раздеть девочку, отвлекая ее поцелуем.
И даже думать не хочу, что будет потом. У меня и так в голове туман.
Прижимаюсь к Маше бедрами и глухой стон бесконтрольно вырывается в ее рот.
Завожу ладони под халат, на спину. Улыбаюсь в поцелуе. Немного расслабляюсь. И зря.
Маша приходит в себя. Что-то недовольно мычит и упирается мне в грудь ручками. Толкает.
Я уже не держу ее за затылок, поэтому она без труда вырывается из моего поцелуя.
Хмурится и часто дышит.
– Вы решили меня задушить? – спрашивает недовольно, потирая рот кончиками пальцев.
Я не могу отвести взгляда от этих опухших, ярко-розовых губ. Маша берет меня за запястья и убирает мои руки с себя. Отступает на шаг.
Не рассчитал. Надо было не торопиться.
Но я же вижу, что ей нравится. Просто надо чуть еще донажать. Дорасслабить.
Хочу ее.
Сегодня хочу.
Сейчас!
– Что вы делаете? – она опять возмущается. – У меня синяки на губах будут. Вы решили из меня мотыля сделать для рыбалки?
Я не могу сдержать улыбки.
Шагаю к ней, обнимаю и прижимаю к себе.
– Эй!
– Тихо, Маша, – шепчу ей в волосы, утыкаясь носом. – Дай мне успокоиться чуть.
А у самого сердце сейчас выскочит. Так бешено бьется. Еще Машино горячее дыхание прямо мне в грудь. От него мурашки по коже.
– А долго еще? – спрашивает она и губами касается меня.
Господи, дай мне сил не наброситься на нее.
Подхватываю ее на руки и иду к дивану. Сажусь сам и сажаю Машу себе на колени. Она пытается слезть, но я с силой удерживаю ее.
– Да сиди ты, – смеюсь, руками прижимая ее за ноги. – Ничего я тебе не сделаю. Просто поговорим и все? Маш?
– А почему нельзя поговорить со мной, если я буду сидеть на стуле? – спрашивает строго.
Ух, какая. Вот сейчас хочу ее еще больше.
– Потому что хочу, чтобы ты на мне сидела, – отвечаю прямо. – Так разговор будет душевнее.
– А зачем нам душевный разговор? – вот ведь упрямица!
– А он нам не нужен, ты считаешь? После всего того, что между нами было?
– Между нами ничего не было и быть не может! – обрубает и опять пытается встать.
– Я бы не был столь категоричным, – улыбаюсь, пресекая ее попытки освободиться.
– Ну, правда, – вдруг говорит уже мягче. – Мне неудобно тут на вас сидеть.
Удивленно смотрю на нее, хотя, конечно, понимаю, о чем она. Но мне интересно, как она это преподнесет.
– Я как принцесса на горошине, – сводит брови, а щеки покрывает легкий румянец.
– Я бы показал тебе, что там не горошина…
– Нет! – восклицает испуганно. Хм, а тут будет не так легко, рано я расслабился.
– Но, – продолжаю я, – ты пока не заслужила.
Фыркает и отворачивается.
– Мне не-удоб-но! – повторяет вновь.
– Так сядь, как тебе удобно, Маш. Только на мне. Давай, располагайся.
И, черт, это было моей ошибкой. Маша начинает елозить на мне и я даже закрываю глаза и стискиваю зубы, потому что становится еще сложнее.
Бедный Руслан-младший. Мне кажется, у меня сейчас пар пойдет из шорт. А эта чертовка никак не усядется.
– Да сиди ты уже! – не выдерживаю и впечатываю ее в себя. – Вот так сиди! И не двигайся больше!
– А дышать можно? – спрашивает испуганно и тихо.
– Только носом и не часто, – рычу я.
Надо успокоиться. Черт. Как же тяжело-то с ней. И чувствую я, что не скоро смогу расслабиться.
– А вы… – не унимается Маша.
– Так, – говорю строго и хмурю брови. – Никаких «вы». Поняла? Ты сейчас своей попкой устроила фигурное катание по моему… черт! короче, Маша, никаких «вы». Спрашивай, что там у тебя?
– Я уже забыла, – бурчит недовольно.
– Значит, неважное, – смотрю на Машу. Перегнул я, все-таки. Обиделась? – Маш, – руками обнимаю ее за талию и носом утыкаюсь в плечо, – что ты чувствуешь сейчас? – спрашиваю уже мягко, почти шепотом.
– Честно? – поворачивается и смотрит мне прямо с глаза.
– Разумеется. За вранье буду наказывать. Тебе не понравится, – опять отворачивается. Опять перебор? Да, черт! Как сложно! Почему бы просто не лечь на диване и не расслабиться? Зачем мне мозги делать?! – Ну, ладно, я пошутил. Говори, как есть.
– Я боюсь.
– Чего? – смотрю недоуменно.
– Горошины.
Не могу сдержаться и прыскаю от смеха. Маша надувает губки и отводит взгляд.
– Маша, Маша, – говорю, отсмеявшись, – это нормально. Ты мне нравишься, Маш. Очень нравишься, – сильнее сжимаю ее и веду лицо к груди. Носом раздвигаю халат, но Маша руками опять поправляет его. – Ты помнишь, что тебе врач сказал? – спрашиваю, успевая поцеловать ее руку.
– Какой врач? – опять хмурится. – А! – восклицает. – Так это были вы?! Тот
