то, что хочешь ты, Таллия. Хочешь гулять, мы будем гулять. Захочешь прыгнуть со скалы, мы прыгнем вместе.
— Зачем нам прыгать со скалы? — спрашивая, озадаченно приподнимаю брови.
— Это образно. Пойдём. — Каван берёт меня за руку и ведёт по тротуару.
Ночью никто не гуляет возле госпиталя, и я рада этому. Мне комфортно находиться рядом с Каваном, совсем нестрашно, и даже как-то расслабленно чувствую себя.
— Тебе нужно что-нибудь поесть, Таллия. У тебя взяли много крови, — произносит он.
— Со мной всё хорошо, — заверяю я.
— Таллия, это приказ. — Каван сурово смотрит на меня, отчего я закатываю глаза.
— Не приказывай мне, это не сработает. Я сделаю всё наоборот. Я слишком долго жила под гнётом приказов и требований. Теперь я бунтую, — хмыкаю, отпуская его руку, и сажусь на лавочку. — Но если тебе будет легче, то у меня есть яблоко.
Улыбнувшись, копаюсь в рюкзаке и достаю фрукт. Каван садится рядом со мной и забирает яблоко. Он откидывает полы пиджака, и я вижу пистолет, спрятанный в кобуру, прикреплённую к его поясу.
Каван достаёт складной нож из кармана джинсов.
— Ты всегда носишь с собой оружие? — тихо спрашиваю его.
— Это привычка. Раньше я был телохранителем Слэйна. Так я чувствую себя в безопасности. Тебя это волнует? — интересуется Каван, отрезая от яблока кусочек. Он подносит его к моим губам, и я удивлённо приподнимаю брови.
— Хм, нет, но вот это меня волнует. Зачем ты кормишь меня? Я сама в состоянии это сделать.
— Я знаю, но мне так хочется, — пожимает он плечами.
Мне приходится приоткрыть губы, и Каван вкладывает между ними кусочек яблока. Для меня это так странно. Мама тоже кормила меня, постоянно следила за питанием, но подобного никогда не делал мужчина. Это жутко смущает меня.
— А сейчас ты используешь пистолет? — меняю тему, жуя яблоко.
— Крайне редко. Люди иногда не понимают слов, даже моих, поэтому приходится показать им, что я не шучу.
— То есть ты бандит, да? — шепчу я, словно нас могут услышать.
Каван тихо смеётся и отрезает ещё один кусочек яблока.
— Нет, я бизнесмен. Сейчас бизнесмен. Раньше мне нравилось слышать от людей, что я бандит, мафиози, преступник. Обо мне слагали легенды. Многие считали, что я сидел за убийства. Другие думали, что я убиваю всех подряд. Третьи рассказывали, что свои шрамы я получил во время вооружённых ограблений. Но никто не был прав. Я не убиваю людей просто так. На самом деле я давно уже никого не убиваю. Я пугаю их, могу избить, потребовать что-то, но не убиваю.
Он вкладывает мне в рот яблоко, и я обдумываю его слова.
— В ту ночь я не знала, что под обычным ночным клубом скрывается подпольный бойцовский клуб. Это ведь незаконно? Ты часто дерёшься там? И как долго ты дерёшься?
— Вход в этот клуб осуществляется только по личным рекомендациям. В него просто так не попасть. И клуб законный.
Сейчас можно купить всё, даже разрешение на содержание таких клубов. Их десять. Тот, в котором ты была, самый элитный и дорогой.
В нём дерутся лучшие борцы и получают большие деньги от ставок и своих побед. Я дерусь часто. Мне нравится это и помогает контролировать себя.
— Твои вспышки агрессии? Откуда они?
— Да. Они были всегда. Я не помню времени, чтобы их не было.
— То есть, когда ты чувствуешь эту вспышку, ты идёшь драться и убиваешь людей на ринге?
— Именно так, но я не убиваю их. Я с ними дерусь и выигрываю.
Меня ввёл в этот мир мой друг Слэйн. Он занимался боями с детства.
Клубы принадлежали его семье, а потом ему. Теперь я его партнёр и совладелец. Раньше я упивался своей властью и унижал слабых.
Мне нравилось, что они боятся меня. Слэйн учил меня правильно драться, показывал, куда бить, чтобы обезвредить противника. Он давно уже не дерётся, только я. Мне это помогает жить и наполняет мои дни смыслом. Кроме Слэйна, у меня больше никого нет, а сейчас он женился, и я остался один. Живу от боя до боя.
— Знаешь, ты очень часто упоминаешь Слэйна, как своего лучшего друга, но я явно слышу обиду на него. Ты боготворишь его, даже любишь, как брата, наверное, но при этом злишься на него.
Вероятно, из-за его свадьбы. Я права? — медленно произношу, наблюдая за внезапными переменами в глазах Кавана. Они начинают блестеть от страха, словно я поймала его в ловушку.
Каван быстро отворачивается. Его дыхание нарушается, и он крепче сжимает нож в своей руке, как и оставшуюся часть яблока.
Я тянусь рукой к его плечу и чувствую, насколько стальные у него мышцы под одеждой. Он так напряжён.
— Тебе не нужно прятать настоящие эмоции, Каван. Чувствовать обиду это нормально. Когда мой брат уехал из дома, я так ненавидела его за то, что он бросил меня. Знаешь, я чувствовала себя преданной и вышвырнутой из его жизни. Первое время я даже игнорировала его звонки, потому что не могла простить факт того, что он оставил меня одну с матерью, зная, в каких жёстких ограничениях она меня держит. Боже мой, я так злилась. Я кричала в подушку. Проклинала его. Со временем я снова начала с ним общаться, ведь он рассказывал такие интересные вещи про Дублин, про жизнь, но обида осталась. Я безумно завидовала ему. Он мог путешествовать, учиться, жить. А я? Только репетиции с утра до ночи, ограничения и снова ограничения. Никаких друзей, никаких вечеринок. Ничего. И я ждала, что он меня спасёт. Но он не сделал этого. Он ни разу не упоминал о том, что собирается забрать меня к себе. От этого злость и обида возрастали. А затем он погиб. Его убили, — мой голос начинает дрожать, но я беру себя в руки. Я делаю это для Кавана, чтобы он понял — не стыдно быть слабым и испытывать плохие эмоции. Стыдно не замечать их и делать вид, что всё хорошо.
— Он шёл домой после работы. Он учился и много работал, чтобы накопить достаточно денег для меня, для себя и для будущего со своей невестой. На него напали трое. Они избили его и обокрали.
Когда брат пришёл в себя, то он вернулся домой. Его невеста настояла на
