на коленях, но он единственный в моей власти. Я заставляю его чувствовать только то, что я ему даю. Удовольствие и предвкушение. Замедление, чтобы продлить переживание, спешка, чтобы подвести его к краю разочарования. Пока, наконец, он не ломается.
— Жен, пожалуйста.
Поэтому я позволяю ему кончить, накачивая его, пока он не достигнет своего освобождения.
Затем, полностью истощенный, он опускается на землю и тянет меня лечь с ним на одеяло. Какое-то время мы молчим. Окруженные успокаивающей темнотой, окруженные только звуком ветерка, шелестящего пальмами и волнами, набегающими на песок.
— Я говорил тебе, что моя мама написала мне сообщение? — Внезапно говорит Эван.
Это совсем не то, чего я ожидаю от его ума, и я не решаюсь развивать тему. Не потому, что это беспокоит меня каким-то особым образом, но я знаю, что это расстраивает его.
— Она хочет, чтобы я встретился с ней в Чарльстоне. Загладить вину или неважно.
— А Купер знает?
— Нет. — Эван потягивается, чтобы заложить руки за голову, склоняется под звездами. Его красивый профиль напряжен, когда я поворачиваюсь, чтобы взглянуть на него.
— В последний раз, когда она была в городе, она украла его сбережения.
— О боже. Это грубо.
— Он вернул большую часть, но… да. Излишне говорить, что он не готов в ближайшее время раскатать для нее приветственный коврик.
— Ты хочешь ее увидеть? — Осторожно спрашиваю я.
Шелли — больное место для Эвана и его брата, и всегда была. В то время как я почувствовала облегчение, наконец-то освободившись от тупика моих неудачных отношений с мамой, я провела годы, наблюдая, как Эван тешит себя надеждами, что однажды его мать образумится и полюбит его, а затем совершенно опустошит их. Я не разделяю его веру.
— Я не хочу, чтобы из меня снова сделали дурака, — признается он. Его голос звучит мрачно, измученно. — Я знаю, как я выгляжу. Купер думает, что я идиот, что я этого не понимаю. Тем не менее, я знаю. Я понимаю, что она делает, но я ничего не могу поделать с тем, что не хочу пропустить тот единственный раз, когда она может что-то исправить. Может быть, это звучит глупо.
— Это не так, — уверяю я его. Может быть, наивно. Желаемое за действительное, да. Оба качества, на которые я никогда особо не рассчитывала. Но не глупый.
— Я думаю, все было бы по-другому, если бы не только мы с Купом. Если бы наш папа был все еще рядом. — Он смотрит на меня с грустной улыбкой. — Я имею в виду, если бы он не был мудаком. И если бы у нас была куча братьев и сестер.
— У моей мамы было слишком много чертовых детей, — вмешиваюсь я. — Поверь мне, это не сделало ее лучше. Я думаю, когда мои братья рядом, это помогает мне не чувствовать себя так одиноко в том доме, но ничто не исправит это, когда ты знаешь, что твоей маме на тебя наплевать.
Странно, как произнесение этих слов вслух — сказать, что моей матери было на меня наплевать, приносит утешение, а не душевную боль. Давным-давно я сказала себе, что мне не нужны ее любовь, одобрение или внимание. Что я не буду тратить свое время на кого-то, кто не может быть обеспокоен. И я продолжала говорить себе это, пока не поверила в это, полностью и без колебаний. Теперь, когда она мертва, я не скучаю по потраченным впустую годам и не сожалею о тех случаях, когда я избавляла себя от необходимости пытаться.
Лучший подарок, который мы делаем себе, — это уважение наших потребностей в первую очередь. Потому что никто другой этого не сделает.
— Ты бы не хотела большую семью? — Спрашивает Эван. — Твою собственную, когда-нибудь?
Я задумываюсь, вспоминая все случаи, когда один из моих братьев заходил в ванную, чтобы помочиться, пока я была в душе.
Время от времени я приходила домой и заставала одного из них в своей постели с девушкой, потому что другой запирал их в их собственной комнате. И потом, с другой стороны: все мои старшие братья садятся в машину, чтобы научить меня водить, потому что мой отец к тому времени не мог вынести этого стресса. Учат меня играть в бильярд и стрелять в дартс. Как правильно пить и наносить удар.
Это кучка вонючих, отвратительных скотов. Но они мои скоты.
— Да, наверное, так и есть. — Хотя я не особенно хочу думать о создании такой большой семьи, когда я представляю, что мы вшестером, должно быть, сделали с вагиной моей матери, я немного меньше виню ее за ее непринужденную враждебность по отношению к нам. — Хотя и не в ближайшее время.
— Я верю, — говорит он. — Хочу большую семью, я имею в виду. Я бы даже был бы домоседом-домашним папой. Стирал подгузники, готовил обеды и все такое.
— Точно. — Я фыркаю от смеха при виде Эвана, стоящего во дворе с двумя руками, полными крошечных голых детей, в то время как дом горит позади него. — Найди себе сладкую мамочку, чья матка еще не полностью превратилась в опилки.
Он пожимает плечами.
— Что, черт возьми, мне еще делать, ты знаешь? Давай будем честными, я споткнулся и попал в бизнес с Леви. Я не так уж много сделал, чтобы заработать это, разве что в основном приходил вовремя на работу. У Купера есть планы и амбиции. Он запускает свой мебельный бизнес и еще много чего. Так почему бы не быть парнем, который остается дома с детьми?
— Я бы действительно не подумала, что ты такой человек.
Эвана никогда не интересовало, чего от него ожидают — во всех тех случаях, когда общество говорит нам найти работу, жениться, завести детей и умереть с ипотекой, которую мы не можем себе позволить, и долгом по кредитной карте поколения.
— Наверное, я думала, что у тебя всегда есть план однажды сесть на свой байк и отправиться в путь по открытой дороге или еще какое-нибудь клише.
— Это отпуск, а не жизнь. Мне нравится пляжная жизнь в маленьком городке. Где все друг друга знают. Это хорошее место, чтобы
