уронив сумку, спешит в беседку.
Что тут, блин, происходит? Что за индийские страсти? Мне ясно, как день, что эти двое знакомы. И если Афродиту можно списать на мамины формы, то Лану уже так просто со счетов не сбросить! Вязьмин знает, как зовут мою маму! Не просто знает, а зовёт коротким именем! У меня волосы на голове шевелятся от внезапной догадки.
— Мама, так это он соблазнил твою подругу и бросил беременной, потому что выбрал деньги? — тоже вскакиваю и пищу не своим голосом.
— Доченька? Мама? Беременной?! — ревёт Вязьмин. — Сколько тебе лет, Рита?
Я падаю обратно на лавку, потому что колени подгибаются. Меня начинает потряхивать от нервов и губа дрожит. Не может быть…
— Не твоё дело! — мама тем временем добегает до беседки и тоже опирается руками о стол, вперив взгляд в Вязьмина, — если ты обидел мою дочку, я тебя убью!
— Мама, он меня не обижал, — пытаясь предотвратить убийство, вставляю я, но меня не слышат. Боюсь, сейчас что-то будет… Мама выше Богдана Алексеевича и вообще, когда она в гневе, у неё рука тяжёлая. — Это просто скульптор, про которого я тебе вчера рассказывала!
Пытаюсь привлечь к себе внимания, но бесполезно. Эти двое уставились и прожигают друг в друге дыры без всякой пощады.
— Лана, почему ты не сообщила мне о дочери? — рычит Вязьмин и тоже выглядит весьма воинственно. — Не отпирайся! Теперь я вижу, что Рита — моя дочь! Она даже похожа на мою матушку! Не зря я к ней сразу прикипел! Ты… ты, ты украла у меня дочь!
Вязьмин вцепляется в свою стильную причёску руками и воет в потолок беседки.
Всё. Это уже для меня слишком! Я выхожу из-за стола и иду в дом. Пусть без меня отношения выясняют. А мне надо побыть одной и подумать. Может быть, если вернуться во двор через полчасика, все само рассосётся и станет, как было? Мама опять будет вдовой, у которой погиб в пожаре муж. А Вязьмин останется взбалмошным миллиардером-скульптором…
Но нет. Ни через час, ни через два, ни утром, ничего не меняется. Моя мама — королева драмы, которая обманула меня и весь посёлок, Вязьмин — мой биологический отец, а я, соответственно, из Маргариты Андреевны Удачиной ловким движением руки становлюсь урождённой Маргаритой Богдановной Вязьминой…
— Ну точно моя копия! — счастливо восклицает Богдан Алексеевич, выслушав мой подробный рассказ о желании учиться ландшафтному дизайну в Испании.
Мы завтракаем вдвоём — мама на работе, — и Вязьмин допрашивает меня о планах на будущее. Выпроводить его обратно в Москву маме вчера не удалось. Ушлый скульптор своим привычным способом — угрозами пойти на постой к соседям и выставить нас перед ними не в лучшем свете — просачивается в дом и, кажется, собирается здесь поселиться навеки. Его не смущают ни мамины возмущения, ни отсутствие привычной роскоши и удобств.
Хотя, может, ему всё нравится, потому что Василий ещё вчера привёз — не иначе как из города — две сумки деликатесов, кофеварку, раскладушку с ортопедическим матрасом и две сумки вещей. Мама ругалась, порывалась скульптора побить, взывала к моей помощи, но я была слишком на неё обижена и встала на сторону новоявленного папаши.
Ох, даже про себя так называть Вязьмина дико.
Естественно, я не воспылала к Богдану Алексеевичу внезапными дочерними чувствами, но он, в конце концов, такая же жертва, как и я. Теперь приходится создавать видимость альянса и слушать всё, что он говорит. Но что ещё занятно, кошка тоже принимает нашу сторону и сейчас сидит у Богдана Алексеевича на коленях, выпрашивая вкусняшки.
— С чего такие выводы? — уточняю, намазывая на свежую булочку утиный паштет.
До этого его заявления наш разговор скользит по нейтральным, не касающимся родственных отношений, темам. Мне интересен столь резкий переход. Что дальше?
— Ландшафтная архитектура…
— Дизайн.
— Без разницы. Всё равно мои гены.
Логика, как обычно, своя собственная. Скульптура, ландшафтный дизайн и ландшафтная архитектура совершенно разные направления.
— Богдан Алексеевич, да бросьте вы.
— Папа. Зови меня папой, дочка.
Я закатываю глаза. Ну, кажется, началось!
— Вот так сразу? Даже без анализа ДНК? А вдруг она, — я про мамину выходку говорю с трудом, — ещё о чем-то умолчала, и мой отец — не вы?
Я не хочу думать про единственного близкого человека плохо, просто мне так обидно, что она столько лет заставляла меня считать погибшим несуществующего в природе отца, даже оплакивать его в детстве, что зла не хватает. В голове не укладывается степень её коварства. Чудесная у меня генетика с обеих сторон, нечего сказать.
— Не говори так про мать! — строго приказывает Вязьмин, и Маська, пугаясь смены тона, сбегает из кухни. — Я Лане верю, и мне не нужны никакие тесты, чтобы подтвердить отцовство. Ты — моя. И теперь твоя жизнь полностью изменится. К черту Барселону! Ты полетишь учиться в Техасский университет! Лучшая школа там!
— Пф-ф, — не сдерживаюсь я и выражаю скепсис вслух.
Я прекрасно знаю рейтинги всех школ ландшафтного дизайна, и лучшие из них действительно находятся в Штатах, но я выбирала Барселону не только из-за размера оплаты, но и из-за того что хотела учиться в Европе, а не у черта на куличках. И чтобы в стране было тепло, а не вечный дождь.
— Нет. Не полечу. Буду учиться там, где я планировала, — упрямо ставлю перед фактом Вязьмина. — И на всякий случай напомню: мне двадцать три. Я сама принимаю решения.
Богдан Алексеевич нисколечко не обижается. Напротив, он преисполнен терпения и благодушия. Весь его расслабленный и домашний вид об этом говорит.
— Ага, я вижу, как ты их напринимала. С работы внезапно уволилась. Кстати, из-за чего?
Я на миг прячу глаза, застигнутая врасплох неудобным вопросом, но быстро прихожу в себя.
— Просто заработала много денег и решила поехать к маме, чтобы сделать ремонт, — выдаю самое логичное объяснение.
Но скульптор заметно напрягается и наклоняется над столом, чтобы стать ко мне ближе. Я с трудом не шарахаюсь.
— Много денег? — подозрительно тихо спрашивает Вязьмин, — Рита, не ври мне. Я знаю, сколько тебе заплатил за заказ и сколько накинул сверху. Так же я могу посчитать, сколько за заказ заплатил Гришка. И знаешь, это совсем не много
