«Прости, Маришка. Я сильно виноват перед тобой! Я бы не стал делать тебе ничего плохого! Прости! Всегда твой, Сергей».
Только когда улыбка сползла с губ, я осознала, что вскрывала конверт, улыбаясь. Приехали! Я уже на подсознательном уровне жду знаков внимания от Владимира. Хочу принимать его ухаживания! Жду встреч с ним не меньше, чем наш сын! Значит, простила? После всего одного слова «прости» теперь с трепетом мечтаю увидеть снова! Так не пойдет. Да, он уже достаточно много сделал для меня с момента нашей первой встречи в лагере. Но даже если на подсознательном уровне я признаю, что готова дать нам шанс стать ближе друг к другу, ему об этом знать не обязательно! Пусть докажет, что в этот раз его намерения гораздо серьезнее, нежели были раньше.
Разглядывая розы, задумалась и не заметила, как в зал подтянулись мои маленькие актеры. Оксана, увидев букет, сильно нахмурила брови и даже не поздоровалась. А вот Кристина, мама которой в самый последний момент пошла на попятную, оставив дочь в лагере, хихикнула и тут же зашепталась с подружками. Насколько мне известно, конфликт завершился тем, что девочки взаимно извинились, только взаимной любви от этого у них не прибавилось. Кристину по просьбе матери перевели в другой отряд, и они теперь практически не пересекались.
— А цветы вам папа Оксаны подарил? — полюбопытствовала Кристина перед началом репетиции.
У меня чуть челюсть на пол не упала. Я посмотрела на девочку, не понимая, какое ей дело до сего факта. А краем глаза заметила, что Оксана чуть повернулась и навострила ушки, прислушиваясь к моему ответу.
— Так не пойдет, девчата. Давайте не задавать мне вопросов, которые вас совершенно не касаются.
— Это такой секрет? — хихикнула Кристина, вздернув светлые бровки.
— Далеко не секрет. Только вот спрашивать у руководителя такие вещи некрасиво.
— А принимать ухаживания папы Оксаны за спиной у жениха, значит, красиво? — видимо, сейчас Кристина повторила главную сплетню лагеря.
Сказать, что это было обидно, — значит ничего не сказать. Я буквально вспыхнула от негодования! Прославилась я знатно, ничего не скажешь. Скоро судачить обо мне будут даже младенцы! И можно смело забыть об уважении как рабочего коллектива, так и детей. Особенно детей! Еще не хватало, чтобы на Кирилле это как-то отразилось!
— Кристина, выйди, пожалуйста. — Я показала девочке на дверь, а когда она непонимающе захлопала глазами, добавила: — На сегодня ты освобождена от репетиции, а завтра я поставлю вопрос о твоем отстранении от участия в моем спектакле.
— Это еще как? — недоверчиво ощетинилась девочка.
— Очень просто. Руководитель в этом зале я. Прошу тебя выйти и не задерживать репетицию. Разговор продолжим завтра.
Девочка нервно фыркнула и, грозно пробубнив себе под нос «Я все расскажу папе!», вышла за дверь.
Я оглядела оставшихся детей, которые с любопытством вытягивали шеи, глядя, как удаляется их дерзкая подружка, и спросила:
— У кого-то еще остались вопросы, которые не касаются спектакля?
Тишина.
— Вот и славно, тогда начнем репетицию!
35
— Я просто не могу поверить, Елизавета Федоровна, что ваши сотрудники ставят личные отношения выше своих профессиональных обязанностей! — услышала я визгливый голос хамоватой брюнетки, когда открыла дверь кабинета директрисы.
Разумеется, мое решение отстранить Кристину от игры в спектакле не только не поддержали, но и разгромили бурей протестов. Особенно со стороны матери девочки. Только вот можно смело заявить, что высокомерная брюнетка в курсе регулярных визитов в лагерь ее бывшего любовника. Значит, решение, что я обдумала ночью, пока тщетно пыталась уснуть, верное. И пусть Катя дуется сколько угодно.
— Добрый день. — Я прошла в кабинет, стараясь не встречаться с разъяренным взглядом матери Кристины.
— Добрый? — взвизгнула та. — У вас он, может, и добрый! Вы слишком много на себя берете, дамочка! На каком таком основании вы хотите отстранить мою дочь от спектакля? Она театральный кружок с шести лет посещает! Между прочим, у выдающихся руководителей! Не то что…
Виктория не договорила, смерив меня брезгливым взглядом.
— Марина Константиновна, присядьте, пожалуйста, — устало вздохнула директриса, показывая на мягкое кресло. — Виктория Львовна, попрошу не повышать голос. Не вынуждайте меня напоминать вам, где вы находитесь.
— Можете не уверять меня, что это детское учреждение! Я нахожусь в любовном гнездышке вашей сотрудницы, — парировала та, стрельнув в меня кровожадным взглядом. — А когда ей посмели сделать замечание, решила права свои покачать! И не стыдно совсем!
— Виктория Львовна, не переходите границы. Владимир Савицкий посещает лагерь по договоренности со мной. И далеко не в том ключе, в котором вы обрисовываете его визиты.
Оскорбления бывшей любовницы Владимира я еще могла потерпеть, но сейчас вся напряглась. Если Елизавета Федоровна в курсе отцовства Владимира, меньше всего мне хотелось, чтобы она об этом кому-то рассказывала. Но когда директриса заговорила, тема касалась не моего сына:
— Ваша дочь продолжит играть в спектакле, я вам обещаю. С Мариной Константиновной мы этот вопрос обсудили. Она согласна, но при условии, что впредь Кристина будет вести себя подобающим для воспитанницы образом.
— Это не творческий лагерь, а какой-то балаган! Зря я не забрала дочь еще в прошлый раз!
Елизавета Федоровна снова вздохнула и перевела на меня измученный взгляд. Да, с такими важными дамами сложно найти общий язык. Да и положение не позволяет реагировать на хамство.
— Виктория Львовна, — в этот раз обратилась к даме я, — исходя из собственных наблюдений, я бы посоветовала вам приглядеться к дочери. Порой она позволяет себе слишком много. Задирает сверстников, грубит старшим…
— Вы мне будете советовать, как дочь воспитывать? Вы?! — прошипела она, ощетинившись. Вот настоящая змея: ноздри широко раздуваются, глаза выпучены, а изо рта вот-вот пена пойдет.
Я бы рассказала, как Кристина вышвырнула котенка со второго этажа в прошлую среду, но поняла, что моя информация совершенно не интересует Викторию и ко мне прислушиваться не собираются. Поэтому просто отвернулась и замолчала. Потерпи, Марина, всего две недели.
Минут через десять возмущения дамочки себя исчерпали. Гордо задрав подбородок, она пошла к выходу. Но перед тем, как открыть дверь, обернулась и попросила… Хотя нет, не попросила, а именно потребовала:
— Я хочу поговорить с вами наедине!
Затем, бросив на меня уничтожающий взгляд, вышла в коридор.
— Ох уж эта Радова! Как же мне надоели ее барские замашки! — выдохнула директриса. — Марина Константиновна, вы уж будьте с ней предельно ласковы. Ей лишь бы повод найти, чтобы заявиться сюда и поскандалить.
Согласно кивнула.
— Елизавета Федоровна, дайте мне пять минут. Мне нужно с вами серьезно поговорить, — попросила я и вышла следом.
Виктория не стала тянуть резину и сразу перешла к нападению. Вид у нее был такой, словно она вот-вот потеряет над собой контроль и того и гляди перейдет к рукоприкладству.
— Видимо, ты возомнила себя королевой из-за того, что Савицкий обратил на тебя внимание. Но я слов на ветер не бросаю. Раз не понимаешь по-хорошему, я тебе устрою настолько сладкую репутацию, что все сплетни, которые о тебе в лагере ходят, покажутся легким недоразумением.
— Не понимаю, о чем вы.
— Все ты понимаешь. Я не для того Владимира обхаживала несколько месяцев, чтобы вот так просто отступить. Держись от него подальше.
— Скажите это ему.
— Нахалка.
— Если у вас все, я пойду.
— Ты, видимо, ничего не поняла, да?
— Как бы наши отношения с Владимиром ни складывались, вас это не касается. И общение с ним я прекращать не собираюсь. Хотя бы ради нашего сына.
Дамочка опешила от моего заявления, ее холодные глазки разве что на лоб не полезли.
