Лиана Мориарти - Последняя любовь гипнотизера

Смерть — это такой элегантный способ завершить отношения. Никаких прелюбодеяний, никакой скуки, никаких бесконечных пустых разговоров по вечерам. Никаких разводов. Никаких «Я слыхал, она все еще одна». Никаких случайных встреч на вечеринках у общих знакомых, на чужих свадьбах. Никаких «Она явно набирает вес» или «Она явно стареет». Смерть — это прекрасный финал и тайна, и за умершим навсегда остается последнее слово.

— Это моя мама.

Элен вздрогнула.

Джек стоял рядом с ней, глядя на фотографию в ее руках.

— Я в тот день только родился. Моя мама умерла.

— Да. — Элен осторожно поставила фотографию на место. Интересно, Джек испытывает по отношению к умершей матери такие же чувства, какие испытывала сама Элен по отношению к несуществующему отцу? — Знаю.

— Бывшая подруга моего отца стоит там, у входа, — сказал Джек. — Саския. Она какое-то время жила с нами.

— Ты ее помнишь? — с удивлением спросила Элен.

Джек хитровато покосился на нее:

— Вроде как. Я помню, как она забирала меня из школы и обычно говорила: «Добро пожаловать домой, Джек!» И у нее всегда стояла маленькая тарелка с бисквитами, и фруктами, и еще чем-то. — Тут Джек бросил на Элен предостерегающий взгляд. — Но только папа не любит о ней говорить!

— Знаю.

Почему именно Саския забирала Джека из подготовительной школы? Разве она тогда не работала? Почему не Патрик заезжал за сыном?

С улицы послышался довольно резкий женский голос, а потом хлопнула дверца автомобиля и скрипнули шины.

Он сказал, что вызовет полицию, если я не уеду.

А я даже не знала, что он туда собирается. И так радовалась тому, как выгляжу в красном платье, и все еще ощущала себя очищенной после плавания голышом в океане. Казалось, что навестить отца и мать Патрика — это совершенно обычное дело, ничего особенного. Даже закрались мысли, что, возможно, пришло время восстановить старые дружеские связи — и почему бы не начать именно с этого дома?

Я вовсе не воспринимала это как часть моей привычки. Моей грязной, отвратительной маленькой привычки.

И суть в том, что я даже не заметила машину Патрика перед домом! А я ведь одержима этой машиной. Мои глаза постоянно на ней сосредоточены, даже когда я застреваю где-нибудь в пробке на несколько миль позади.

Когда я поднималась на парадное крыльцо дома, то думала только о том, как Патрик впервые привез меня сюда, чтобы познакомить с родными. Джек тогда бежал по дорожке впереди нас. Я нервничала, ведь прошло меньше года после смерти Колин, и думала, что им может показаться, будто я уж слишком быстро ухватилась за горюющего вдовца.

Помню, Саймон тогда последний год учился в школе. Он еще носил школьную форму и почему-то связывал волосы резинками во множество маленьких хвостиков, и они торчали вокруг его головы, как иглы дикобраза. Морин постоянно извинялась за его вид.

Вот о чем я думала, когда подходила к дому: как они все были милы со мной. Входная дверь выглядела точно так же, как тогда.

Глупо. Для образованной женщины я иной раз бываю слишком уж глупа. Неужели я полагала, что если их входная дверь ничуть не изменилась за последние годы, то и ничего не случилось, а я просто обычная старая знакомая, проезжавшая мимо? Способность к самообману порой ошеломляет.

А потом я постучала в дверь и услышала взрыв смеха, как будто в доме смеялись надо мной. Это заставило меня вернуться к реальности. Именно в этот момент я повернула голову и увидела машину Патрика. Я просто поверить не могла в то, что не заметила ее раньше. Промелькнула мысль: «Он привез сюда Элен. Он знакомит их с Элен».

Я уже подумала, не сбежать ли, вот только они могли меня заметить, да и все равно какая-то часть меня хотела войти в этот дом и сказать: «Да как вы можете сидеть здесь с этой женщиной, как будто меня и на свете не существовало? Как вы можете всем этим заниматься? Задавать вежливые вопросы, аккуратно разливать не слишком хорошее вино, и могу поспорить — на столе у вас стоит поднос с изображением моста, и сухие бисквиты, и вообще все точно так же, кроме другой женщины? Вам это не кажется странным? Неправильным?»

А потом Джек открыл дверь. Конечно, я его видела куда чаще, чем мог догадаться Патрик, но я не оказывалась так близко к нему с тех пор, как ушла. Я много раз могла бы приблизиться к нему, но мне не хотелось смущать или расстраивать его.

Джек улыбнулся мне. Такая чудесная, самая открытая улыбка. Его прекрасные глаза были точно такими же. А потом он принялся болтать со мной, совершенно естественно. Пояснил, что я постучала в дверь точно в ту же самую секунду, когда он произнес «тук-тук», собираясь рассказать анекдот, и каковы вообще шансы на то, что подобное может случиться? Наверное, один на тысячу, а то и на миллион? И я смеялась, когда появилась Морин с вежливым и озабоченным выражением лица, но это выражение мгновенно исчезло, когда она увидела меня. Морин явно пришла в ужас, как будто я была каким-нибудь грабителем.

А потом вышел Патрик, и его лицо стало уродливым от гнева, а следом пришел и его отец, чрезвычайно серьезный и нахмуренный, будто случилось какое-то несчастье вроде автомобильной аварии. Явился и Саймон, уже взрослый, без хвостиков. Он даже не посмотрел на меня, а просто схватил Джека за руку, словно мальчика нужно было срочно спасать от меня.

И что бы я ни говорила, это не помогало. Они просто хотели, чтобы я немедленно ушла.

А у меня рвался из груди крик: «Но я люблю всех вас! Вы же были моей семьей!»

— Мы любили ее, — сказала Морин, осторожно поглядывая на Элен. — Мы действительно ее любили.

— Нельзя ли наконец сменить тему и поговорить о чем-нибудь более интересном? — спросил Патрик, но никто не обратил на него внимания.

Они уже покончили с ужином, и Джек заснул прямо на диване в гостиной. Элен думала, что все, похоже, выпили немножко больше обычного из-за волнений, вызванных появлением Саскии, и языки у них самым чудесным образом развязались.

— Конечно, мы огорчились, когда Патрик порвал с ней. Мне было ужасно ее жаль, — продолжила Морин. — У нее здесь совсем не было родных, видишь ли, она выросла в Тасмании, так что мы стали ей чем-то вроде семьи.

— Уверен, Элен совсем не хочется слушать все это, — бросил Патрик.

— Да я ничего не имею против, — откликнулась Элен, и это было, конечно, самое большое преуменьшение века.

— Людям случается разлюбить друг друга, — сказал Джордж. — И нельзя их винить за то, что они чувствуют.

— Знаю, — с легким раздражением произнесла Морин. — Но это не мешает мне жалеть бедную девочку.