— У некоторых людей совершенно нет вкуса.
— Так где же он? — расхохотался Адам.
— В моей комнате. Лукреция велела Питу порвать постер, но он принес его мне.
— Повесь его обратно.
Делая вид, что лишь повинуется приказанию, но на самом деле очень довольная, Лила ушла и вернулась с многострадальным постером и вновь водрузила его на стену.
— Вот так гораздо лучше. А теперь мы можем начать.
И они снова вернулись к брусьям. Его руки удерживали тело лучше, чем утром, но теперь Адам больше опирался и на ноги.
Лиле пришлось уговаривать его не торопиться.
— Адам, это приведет к перенапряжению.
— Еще пять минут.
— На что ты будешь годен завтра, если сегодня доведешь себя до изнеможения?
— Я не изможден, а невероятно счастлив.
И все-таки Лила заставила его вернуться обратно в коляску.
— Давай сегодня обойдемся без упражнений на столе. Возвращайся в постель. Я сделаю тебе массаж там. И мне кажется, что тебе пойдет на пользу обтирание.
Лила обтерла Адама губкой, сделала ему массаж и пожелала спокойной ночи. И тут он хитро взглянул на нее и поинтересовался:
— А как насчет всего остального?
— Не понимаю тебя.
— Я имею в виду упражнения в постели для развлечения и воспроизведения потомства, в которых я должен преуспеть с твоей помощью. Как насчет них? — Его голос упал до хриплого шепота. — Когда мы начнем работать над этим? Ты ведь не забыла свое обещание?
Лила молчала. Адам выждал несколько секунд, ожидая ее ответа, а потом поторопил ее:
— Так как же?
— Что «как же»?
— Когда мы приступим к этой серии упражнений? — Адам протянул руку и обнял ее за шею. — Я хотел бы это не откладывать.
Лила выдавила из себя неестественный смешок:
— Но ты же не мог принять мои слова всерьез?
Он нахмурился и кивнул:
— Я понял, что ты говорила серьезно.
— Это говорит только о том, что у тебя что-то не в порядке с чувством юмора. Я просто выпалила первое, что пришло в голову. Так всегда говорил мой отец. Это был просто трюк, чтобы избавиться от твоей Белоснежки. Я бы сказала тогда все, что угодно. Она разрушала все, чего мы с тобой добились. Она портила все… Почему ты качаешь головой?
— С этими доводами можно было бы согласиться, Лила, если бы ты сохраняла хладнокровие. Но ты была искренне огорчена. Я понимаю, что ты этого не хотела, но ты сказала как раз то, что у тебя на сердце. Это просто сорвалось у тебя с языка под влиянием момента.
Лила нервно облизала губы. Адам провел большим пальцем по ее нижней губе. Она откинула голову назад, пытаясь избежать прикосновения, но его рука, обнимающая ее за шею, не позволила ей этого сделать.
— Послушай, Кавано, я просто блефовала, понятно? Ты что, шуток не понимаешь?
— Я прекрасно понимаю, когда человек шутит. Но ты-то как раз не шутила.
— Откуда тебе это знать?
Адам сел в постели и приблизил свое лицо к ней. Лила ощутила его горячее дыхание.
— Потому что ты меня хочешь.
— Неправда!
— Ты верховодила тут все это время. Мне ничего не оставалось, как подчиниться. — Легким поцелуем он коснулся ее губ. — А теперь моя очередь. И приказывать буду я.
— Я тебе не позволю…
— Помолчи, Лила.
Он притянул ближе ее голову и несколько раз крепко поцеловал в губы, пока они не стали податливыми. Лаская ее губы, он прошептал:
— Открой рот.
— Адам…
— Спасибо. — И его язык проскользнул во влажную, нежную глубину ее рта.
Лила застонала, сначала протестуя, потом от желания, потом от наслаждения. Его объятия ослабли, и она упала ему на грудь. Лила перестала сопротивляться, и пальцы Адама проникли в ее волосы, лаская непослушные завитки.
Адам упивался ее ртом, как жаждущий наслаждается прохладным источником. Руки Лилы легли на его обнаженную грудь, курчавые мягкие волосы приятно щекотали ее пальцы.
Когда они оторвались друг от друга, Лила на выдохе произнесла его имя. А губы Адама скользили по ее нежной длинной шее.
— Ты как бенгальский огонь, — сказал он.
— Неужели? — Лила блаженно склонила голову набок, наслаждаясь тем, как его губы ласкают ее ухо.
— Ты притягиваешь к себе мужчин как магнит.
— Но я не нарочно.
— Детка, на тебе все равно написано большими буквами «Я рождена для постели», как бы ты ни старалась это скрыть.
— Но я не слишком легко сдаюсь.
— Именно поэтому ты так чертовски сексуальна. Ты предлагаешь, но не даешь. Этого достаточно, чтобы свести мужчину с ума в ту же секунду, как он тебя увидит, прикоснется, попробует на вкус.
Адам произнес последнее слово, и его язык вновь завладел ртом Лилы. Он нашел завязку трикотажного топа и снял его. А затем отодвинул Лилу от себя, чтобы посмотреть на нее. Ее груди напряглись от желания и были прекрасны. Его ладони обхватили их.
— Черт побери! — выдохнул он. Нежно лаская ее, Адам прошептал: — Господи, как же мне этого не хватало!
Он нагнул голову, и его губы обхватили ее сосок. Лила ощутила прикосновение его языка, теплого, быстрого, возбуждающего.
Помимо ее желания, ее пальцы вцепились ему в волосы, голова запрокинулась, и она негромко вскрикнула. Ей хотелось, чтобы Адам больше не поднимал головы. Когда он оторвался от нее, Лила вскрикнула, в одно мгновение почувствовав себя брошенной. Она посмотрела на него полными страсти глазами и сдавленно произнесла:
— Не останавливайся!
Он быстро, резко поцеловал ее.
— Я хочу посмотреть на тебя. Ты разденешься для меня?
У Лилы немедленно просветлело в голове.
— Что?
— Я бы с удовольствием сам тебя раздел, — удрученно пояснил Адам, — но мне для этого необходимо стоять на ногах. — Он снова поцеловал ее и прошептал, не отрывая губ от ее рта: —Разденься для меня, Лила, и не торопись. Пусть это будет сексуально.
Лила соскользнула с кровати и встала на ноги. Теперь она могла воспользоваться ситуацией. Ей удалось сбежать от его ласковых прикосновений и жадных губ. У нее оставался последний шанс восстановить свою репутацию. Именно теперь ей следует отказаться от тех чувств, которые она испытывает к своему пациенту. Короче говоря, это была последняя возможность развернуться и убежать.
Но она осталась стоять возле кровати, словно приросла к полу. Огонь страсти в глазах Адама, как и ее собственная потребность любить и быть любимой, не давали Лиле возможности бежать. Профессионал уступил место обыкновенной женщине, куда более уязвимой, чем дипломированный методист, и именно эта женщина должна была сделать выбор. Никаких сомнений, совершенно ясно, что она предпочтет.
