Он вышел из холла, оставив Габи стоять на месте. Звуки его шагов эхом разносились по пустому дому. Вот он пересек веранду. Габи услышала, как хлопнула задняя дверь и затем затрещал кустарник, раздвигаемый Доддом при осмотре тропинки за домом. Обогнув особняк и вернувшись к входной двери, он сообщил, что ничего не обнаружил.
— Я подумал, что, может быть, дохлая крыса разносит эту вонь по всему дому, — предположил он, тепло целуя Габи на прощание. — Занеси это в перечень необходимых дел. Нужно продезинфицировать это место перед продажей.
— Разве я собираюсь продавать его?
Он застонал.
— Мышка, дорогая, постарайся отнестись к этому серьезно! У тебя нет иного выхода. Или, если хочешь, у твоей матери. Только продав дом, вы сможете кое-как поправить свое положение.
Он в последний раз чмокнул ее в щеку, потом повернулся и пошел к своей машине.
Несколько дней спустя в Робартс-Ренталс, во время примерки костюмов для вискайского бала-маскарада, Криссет сообщила Габи, что Дэвид Фо-тергил нашел работу в коммерческой мусороуборочной компании в Халладейле, к северу от Майами.
— Очередная теневая работенка, — саркастически заметила Криссет. — Он позвонил мне, все рассказал и пригласил отметить это событие в какой-то дешевой ямайской дыре в Хайели. Я сказала, чтоб он катился куда подальше.
Криссет выбрала костюм венецианского чичисбея восемнадцатого столетия: атласный кафтан, треуголка и узкие атласные панталоны алого цвета. В этом одеянии венецианского жиголо она выглядела экзотическим трансвеститом.
— Как в тисках! — пробормотала она, поворачиваясь, чтобы разглядеть себя сзади. — На какие жертвы приходится идти для «Таймс джорнэл». — Криссет поправила фалды атласного кафтана. — Вот бы кто-нибудь пригласил меня в «Регину». Уж я бы оценила этот сногсшибательный шик.
Габи пожала плечами.
— Да, в «Регине» неплохо. Мы отмечали там свою помолвку. Додд частенько заглядывает в этот ресторан.
Примерочная была до отказа забита пришедшими в негодность костюмами. Габи отодвинула в сторону кипу полосатых гондольерских рубашек, стараясь устроиться на единственном в комнате стуле. Огромный обод под юбками отказывался сгибаться должным образом. Габи пришлось подняться.
— Криссет, у тебя вид какого-то декадента, — заметила она.
— Поверь мне, милая, это еще ничего. Но если я надену эти «лыжи» с помпонами на концах, вот тогда мне будет по-настоящему плохо. Как я буду таскать на себе этот венецианский маскарадный хлам и при этом еще управляться с комплектом фотокамер?! — пожаловалась она и внезапно развернула Габи лицом к зеркалу. — Ладно, детка, теперь твоя очередь.
Они стояли бок о бок, разглядывая себя в трехстворчатом зеркале. Изысканное платье Габи из синего шелка с расшитым золотым бисером панье изначально было сшито для главной роли в постановке «Двенадцатой ночи» на сцене театра в Кокосовой Роще. Актриса имела невпечатляющие размеры бюста и необычно тонкую талию. Лиф с низким вырезом был так тесен Габи, что ее плотно сжатые груди казались соблазнительно полными. Узкие рукава доходили до локтей, юбка, по счастью, едва прикрывала лодыжки — ведь Габи предстояло немало побегать по всему национальному парку.
Габи глядела на себя в зеркало, прикусив нижнюю губу. Какой кукольный вид, подумала она, хрупкий… и сексуальный! Только сейчас она поняла, почему восемнадцатый век называют эпохой чувственности.
Криссет тоже оценила Габи и ее наряд.
— Эй, да ты красотка, Габриэль. Здорово же ты изменилась по сравнению с той испуганной малышкой, которой впервые переступила порог редакции.
Габи испугалась. В глубине ее сознания эти слова отозвались каким-то странным аккордом, обострив ощущение, которое она так желала забыть.
— Не так уж я изменилась.
— Мне ли не заметить. Я думаю, помолвка сильно повлияла на тебя, подруга. — Криссет скользнула оценивающим взглядом по фигуре Габи. — Раньше ты выглядела как нетронутая девушка, если ты, конечно, понимаешь, что я имею в виду. Ох, прекрати, — сказала она, увидев, что лицо Габи становится розовым, — в наше время никто уже не краснеет. Это, так сказать, пережиток прошлого. Ну как, ты была с ним?
Габи продолжала смущенно глядеть в зеркало. Нет, это не ее отражение. Она не была сексуальным восхитительным созданием. Все дело только в костюме, иначе нельзя объяснить.
— Я не хочу досадить тебе, милая, — поспешно продолжала Криссет. — Не пойми меня превратно. Наоборот, я счастлива за тебя. Ничего не имею против, если тебе нравится Додд Брикел Третий.
Габи нахмурилась.
— В таких костюмах мы запаримся, — сказала она, меняя тему разговора. — К тому же вряд ли мы плодотворно проведем там время! Какие новости моды на костюмированном балу? Разве что, кто потратил самую круглую сумму на самый нелепый наряд.
Криссет пожала плечами.
— К платью прилагается огромный парик с цветочками и бусинками.
— Ну уж нет! — воскликнула Габи, отворачиваясь. — В парике меня хватит солнечный удар.
Криссет сняла шляпу и провела рукой по волосам.
— Надеюсь, ты понимаешь, что делаешь, — внезапно заявила она, — когда предоставляешь Дэвиду жилье в своем доме.
Габи не смотрела в ее сторону.
— Мне нужно, чтобы ночью кто-нибудь был поблизости. Вот и все.
На этот раз нахмурилась Криссет.
— Габриэль, Дэвид не удержится и на своей нынешней работе. Федералы знают все места в Южной Флориде, где используют чернорабочих. Вот увидишь, они устроят облаву в Халландейле и сцапают его прямо в мусороуборочной машине.
Габи вылезла из придворного костюма и натянула через голову свое платье.
— Надеюсь, обойдется. Дэвид заслуживает передышки. Скажи, почему островитяне по-прежнему рвутся в Майами, если здесь так трудно получить работу?
— Потому что работу можно все-таки найти, — отрезала Криссет. — Знаешь, почему в южной Флориде столько гаитян? Разумеется, не только потому, что им нравится местный климат. Жителям Гаити удается добраться до Бель-Глейда и получить работу на сборе сахарного тростника. Американцев не заставишь гнуть спину, зато гаитяне прекрасно справляются с этим. В районе озера Окичоби вокруг местного сахарного завода вырос целый город с гаитянским населением. — Криссет повернулась к зеркалу, любуясь своими джинсами и просторной кофточкой на бретельках от «Рив Гош». — Иммиграционные службы ничего не предпринимают против сахарных компаний. Они накрывают только нелегалов. Та же история с мексиканскими приезжими рабочими.
— Ты же не думаешь, что Дэвид подвергается опасности, находясь в моем доме? — встревожилась Габи.
— Не только Дэвид. Если федералы подловят его, они могут обвинить тебя в укрывательстве иностранца, незаконно проникшего в страну. Ты вообще задумывалась об этом?
Габи всегда считала, что на работе Дэвид подвергает себя страшной опасности. Теперь она долгое время взвешивала все «за» и «против».
— Я все-таки должна рискнуть, — тихо произнесла она. — Мне он действительно нужен, Крис-сет. Все так заросло травой, что я вынуждена продираться к входной двери.
Криссет оставалась серьезной.
— Это дом с привидениями, Габриэль.
— Криссет, я всегда жила там. Это мой дом.
— Ладно, путь будет по-твоему, — решила Криссет. — Только не забудь, что я предупреждала тебя. Не знаю, каким он был в прежние времена, но теперь от него веет жутью.
Подъезжая к дому, Габи вспомнила слова Криссет. «Дом с привидениями». Нет, это определение не вязалось с ее родным домом. Габи с любовью посмотрела на мавританскую башню, оштукатуренный фасад, увитый бугенвиллеей, густые заросли гибискуса, почти полностью скрывающие входную дверь. Здесь она всегда чувствовала себя в безопасности. Иначе и быть не могло.
Грозовые тучи нависли над пригородами Майами еще перед отъездом Габи из редакции. Неудивительно, что на всем Палм-Айленде выключили свет. Дом встретил ее напряженной тишиной. Она открыла несколько окон, затем пошла на кухню, чтобы сделать себе бутерброд с копченой колбасой, которую ей удалось найти на темной полке уже теплого холодильника. Перекусив при свечах, она отправилась наверх в свою спальню.
Грозы и перебои с электроснабжением не редкость в южной Флориде; радио у кровати Габи работало на батарейках. Жизнь становится веселей, если имеешь возможность прикупить к тому же и телевизор на батарейках, думала Габи, устраиваясь поудобнее среди подушек. Но это уже роскошь. Она включила радио, и голос Хулио Иглесиаса, исполняющего испанскую версию «Леди Лунного Света», заполнил комнату.
Габи со сдавленным возгласом выключила приемник.
Долгое время она лежала в темноте, отгоняя прочь мысли о Хулио Иглесиасе и обо всем латиноамериканском. Она вспомнила о проблемах, связанных с работой в кринолине на предстоящем вискайском празднестве. Затем ее мысли переключились на Дэвида Фотергила. В итоге Габи стала размышлять о замечании Додда насчет дезинфекции помещений. Если в доме чем-то и пахло, то плесенью и накопившейся пылью. Она боялась возвращения тех странных ароматов, которые, казалось, прилипли к дому после ночи сантерии, когда вместе с ней остались Дэвид и Криссет.
