– Да, они были на мне, – признался он.
– На тебе?
– Чтобы не потерять. – Он показал на свою шею. – Я носил их здесь.
– Ах!
Она, казалось, была не способна двигаться. Не торопясь, он протянул руку, взял бусы и опустил их в вырез ее платья.
Бесс почувствовала, как они скользнули по груди.
– Вот так, – прошептал он.
У нее закружилась голова. Она ничего не могла поделать с этим. Ей показалось, что какие-то светящиеся волны струятся от его бронзовой кожи и касаются ее и, отражаясь от нее, вновь возвращаются к нему.
О, Боже, дела совсем плохи. Лэйтон выполнил свой долг. Больше ничего уже узнать невозможно. И все-таки он был все еще здесь, наедине с ней в этой конюшне, за стеной выл ветер, а в нескольких шагах отсюда праздновала Рождество ее семья. Вместо того чтобы уйти, он представлял, как бусинки гладко скользят по ее нежной коже. Мысленно он скользил вместе с ними.
– Это в знак благодарности, – с трудом проговорил он.
– За что? Это я в долгу перед тобой.
– За музыку.
Завывание ветра превратилось в жалобный стон одинокой скрипки. Скрипки, которая будет звучать еще печальнее, когда он уйдет. А он уйдет – он знал это, он предвидел это. Джон сожалел о том, что не может даже дотронуться до Бесс. Но именно невозможность близости с ней ему придавала силы. Если бы он мог остаться, забыв о приказах, о своей работе. Остаться с ней не на два – три месяца, которые, он видимо, пробудет здесь, а на всю жизнь.
– Я должен идти. – Он знал, что Элизабет думала, что они прощаются до следующего дня. И даже этого хватило, чтобы ее глаза потускнели. А что же будет, когда он придет, чтобы проститься с ней навсегда? А он молил Бога, чтобы у него была такая возможность: сказать Бесс последнее «прощай», когда наступит время.
– Да, я понимаю…
– Можно мне еще придти послушать твою музыку?
Она нежно улыбнулась ему. Ее мягкая линия губ красиво выделялась на фоне резких черт лица.
– Да. Приходи послушать музыку.
Через две недели после Рождества британцы вошли в Нью-Уэксфорд. Первым их заметил Адам Джоунз младший, который выслеживал кроликов у ручья. Всю дорогу до поселка он бежал, не останавливаясь, и с криком сообщил эту новость, как только переступил порог отцовской кузницы.
Адам-старший сунул раскаленный докрасна железный стержень, из которого он хотел сделать дверную задвижку в бочок с холодной водой. К тому времени, когда вода перестала кипеть, он был уже в «Дансинг Эле», созывая по дороге мужчин, которые могли держать в руках мушкеты.
По поселку прокатился колокольный звон, который не славил Создателя, а предупреждал колонистов об опасности, призывая их взяться за оружие.
И они успели. Когда британцы подошли к площади, на ней уже было полным-полно мужчин. На них не было чистой походной формы. Строй их был неровным, и некоторые из них занимали позиции за деревьями и заборами, в домах, из окон которых выглядывали ружья.
День выглядел солнечным и морозным. Это был один из тех зимних дней, когда солнце светило так ярко, что на него больно смотреть. Капитан Ливингстон скомандовал своим солдатам остановиться в центре площади. Они стояли лицом к колонистам, чей строй протянулся от здания школы до церкви.
Капитан, худой, высокий, собранный внутренне, медленно пошел в сторону Кэдваллэдера Джоунза. Ливингстон так сильно напудрил парик, что он казался белым, как снег, отчего его лицо выглядело обесцвеченным. Ярко-красный мундир казался на фоне белоснежного снега кровавым пятном. Он широко расставил ноги и сцепил руки за спиной.
– Ну, вот, капитан Джоунз, мы встретились снова.
Кэд нахмурился:
– Я больше не капитан.
– Как? – Ливингстон приподнял с удивлением брови. – Потеряли такой пост? Какой позор!
– Я вышел в отставку. Добровольно.
– Я понимаю. Очень сожалею. Однако думаю, что ваш опыт бесценен. Благодарю Бога, что у меня впереди еще много лет до того момента, когда я стану ненужным.
Кэд сквозь зубы сказал ему:
– Мой сын сейчас капитан.
– О, Господи, так мне опять придется иметь дело с Джоунзом, хотя и с другим? Вот и хорошо. И как это ваши дети умудряются так быстро подрастать?
Кэд внимательно посмотрел на офицера. Что англичанин имеет в виду? Джоунз подумал, что если бы его детей хотели арестовать по подозрению в ночном поджоге лагеря, британцы давно бы это уже сделали. Этот капитан был практически непредсказуем.
– Мы – большая семья, – сказал Кэд осторожно.
– Да, действительно. Так кто сейчас командует?
– Я – Адам сделал шаг вперед.
– Конечно, мне следовало бы догадаться. Вы ведь первый по алфавиту, не так ли, Адам?
– Вы можете обращаться ко мне «капитан Джоунз».
Ливингстон кивнул:
– Как хотите, капитан.
– Что вы здесь делаете? – спросил Адам.
– Что мы здесь делаем? – капитан выглядел оскорбленным. – Это ведь моя территория. Я должен следить за порядком.
– Вместе со всей ротой?
– Да. Вы что думаете, что я решил вывести своих людей сегодня просто на учения?
– Нет. – Адам скрестил свои огромные руки на груди.
– Ну, в таком случае, – Ливингстон глубоко вздохнул. – Думаю вам известно, что у нас пару недель назад случилось небольшое… ЧП.
За спиной старшего брата Генри и Исаак обменялись улыбками.
– Кажется, ходили какие-то разговоры об этом.
– Теперь я намерен призвать виновных к ответу.
– Вы пришли арестовать кого-нибудь? Если так, то поверьте мне, я не позволю вам сделать этого без достаточных на то оснований. – Адам грозно посмотрел на английского офицера.
Но Ливингстон не обратил внимания на его взгляд и небрежно помахал рукой.
– Нет, нет. Вовсе не за этим. Я не хочу тратить свое время на то, чтобы найти кого-нибудь, кто не имеет к случившемуся никакого отношения.
– Тогда в чем дело?
– Я не позволю, чтобы на моей территории незаконно хранили боеприпасы.
– Я не имею понятия, о чем вы говорите, – Адам покачал головой.
– Вы, конечно, удивлены. Тем не менее, мои солдаты обыщут весь поселок.
– Мы не позволим вам обыскивать личное имущество.
– Да, это крайне неприятно. Я приказал своим людям быть очень осторожными. А обыскивать мы все-таки будем.
– Нет.
Ливингстон внимательно посмотрел на Адама, потом сказал:
– Значит так?
– Так.
Капитан слабо улыбнулся.
– Очень хорошо. – Он отступил назад и сделал знак своему сержанту.
– На плечо, – скомандовал сержант Хичкок.
Солдаты одновременно вскинули ружья на плечи. Стволы ружей поблескивали на солнце. Казалось, их дула были нацелены прямо на поселенцев.
– Готовьсь!
