— Твой отъезд меня совсем не радует, — наконец сказала она, отстегивая ремень и поворачиваясь к нему лицом. — Я хочу, чтобы ты остался и мы были вместе.
Впервые за все время Эли засомневался.
— Может, ты хочешь этого только сейчас, — заметил он. — Но поверь, пройдет неделя, другая, и ты будешь только рада, что избавилась от нас.
Нора глубоко вздохнула.
— Нет, это не так. Я люблю Шельсу. Я хочу, чтобы мы стали одной семьей. Я… я люблю тебя, Эли.
Наконец. Она сказала это. И теперь с замиранием сердца ждала ответа.
Каково же было ее разочарование, когда он лишь покачал головой:
— Нет, ты не любишь. Это обманчивое чувство, просто тебе не с кем сравнивать.
Нора уставилась на него, не веря своим ушам.
— Извини, — продолжал Эли, — это я во всем виноват.
Напряжение росло с каждым мгновением, оно застилало глаза Норы, заволакивало грудь, сдавливало дыхание и путало мысли. Внутри все болело. Но было еще какое-то давящее чувство и отчетливый металлический привкус, наполнивший рот.
Мне не нужна твоя жалость, — резко заявила она. — Я не ребенок, за которого надо быть в ответе. И не надо решать за меня, что плохо, а что хорошо, как делал мой дед. Я прекрасно знаю, что делаю и чего хочу. Если же наши желания не совпадают, это не мои проблемы. И не надо притворяться, будто ты делаешь это ради меня.
— Ты не права, Нора. И если бы у тебя было немного здравого смысла, ты бы давно попили, что мы не созданы друг для друга.
— В каком смысле?
— О, да что с тобой, Бу? У тебя два диплома, а я простой автомеханик.
— Это не имеет значения, по крайней мере для меня.
— А зря. Очень скоро ты начнешь замечать, что я профан во многих вопросах, которые для тебя ясны, как день, и тогда ты изменишь свое отношение ко мне.
— Ничего подобного. А я — полный профан в карбюраторах. И что это меняет?
Эли поджал губы.
— Меняет. Да и мое прошлое, кстати, тоже. Есть вещи, которые ты обо мне не знаешь…
— Да я и не хочу знать, Эли. Я знаю все, что мне нужно. Что бы с тобой ни происходило, все это сделало тебя таким, какой ты есть, а это самое главное.
— Отлично. Но не станешь же ты отрицать, что у тебя есть деньги, а у меня их нет.
— Правда? А как же чек в твоем кармане?
— Ладно, — наконец сдался Эли. — Может, ты и права, и все это не важно. Но у меня есть Шельса, и о ней надо заботиться. Одну мать она уже потеряла. И ради нее будет лучше, если мы все закончим прямо сейчас, не откладывая на потом.
Нора покачала головой.
— Я никогда не причиню девочке зла, — отрешенно сказала она. — И если бы на мою долю выпало счастье и Шельса признала меня своей мамой, нас бы ничто не разлучило… даже ты. Хотя, думаю, это тебя лишь пугает. — Слова вырвались помимо воли Норы.
— Да? И чем же?
— Я думаю, что ты просто боишься поверить, что кто-нибудь, кроме Шельсы, тебя полюбит.
В самом деле? Это почему же?
— Не знаю. Может, из-за твоей матери, может, из-за того, что произошло между тобой и матерью Шельсы.
— Что ты сказала? Неужели ты думаешь, что я страдаю от разбитого сердца? Тогда послушай. Я был едва с ней знаком. Как-то раз мы с ней переспали, и больше я о ней не слышал до тех пор, пока однажды, шесть лет спустя, в дверях моего дома не появился социальный работник и не сказал, что я отец ребенка.
— Человек, которого я люблю, принял самое живое участие в судьбе ребенка, о существовании которого даже не знал, и превратился в самого замечательного отца, назло всем. Человека, который изменил свою жизнь, научившись на ошибках, и помог мне сделать то же самое.
Он окинул Нору быстрым взглядом, поджал губы и открыл дверцу.
— Это ничего не меняет.
— Что ты делаешь? — резко спросила Нора.
— Тебе пора возвращаться на работу, и ты не в состоянии вести машину. Я отвезу тебя сам.
— Отлично! — Успокоившись, она схватилась за руль и посмотрела на вылезающего из машины мужчину.
Вдруг до нее дошло, что все разыгралось по тому же сценарию, что и в прошлый раз на этом же месте.
Только теперь она была не та беззащитная скромная девственница. И Эли должен это понять.
Она подождала, пока он выбрался из машины, и, не вполне осознавая, что делает, повернула ключ зажигания, резко рванулась вперед, оставив его позади, окутанного клубами пыли.
Эли раздраженно шагал по пыльной, обжигающей подошвы дороге.
Научил ее водить — и вот благодарность.
Вот что я заслужил за свои попытки быть хорошим. Впервые в жизни я поставил счастье женщины выше своего. Оценила она это? Нет, конечно. Просто бросила меня у черта на куличках.
Удрученный, Эли пнул ногой камень, целясь в одну из кучек сена у дороги, но эта попытка выместить злобу нисколько не улучшила его настроения.
Прошагав не более десяти минут, он весь взмок от жары и вдобавок стер ногу.
Мысль, что Нора одержала над ним победу, не давала ему покоя, как ни старался он ее отогнать.
Когда она успела понять, что я собираюсь относиться к ней, как ее дед? Как она пришла к выводу, что их различия не имеют значения? А ее заявление, что ее не волнует его прошлое… Но это еще ничего по сравнению с дешевой наживкой по поводу его боязни, что никто, кроме Шельсы, его не полюбит.
Однако это доказывало, насколько хорошо она его знала. Теперь они квиты. Если он считал, что таким образом Нора отомстила за его заботу, то это лишь потому, что полностью потерял контроль над ситуацией. А потерять контроль означает оказаться в чьей-то власти. Давным-давно, еще в детстве, когда ушла его мать, Эли поклялся, что никогда не будет таким уязвимым и не поверит в мнимые клятвы о любви…
Он добрался до остановки.
А так ли все на самом деле?
Может, Нора права? И его поведение лишь запоздалая реакция на детские обиды?
Нет. Что за чертовщина. И все же, размышляя о событиях прошедших дней, он должен был признаться: до субботнего вечера какая-то часть его сущности верила, что, ухаживая за Бу, он делает ей одолжение. Эта ничтожная частичка питала свое самодовольство ее очевидным сексуальным желанием. Вплоть до этой проклятой вечеринки, когда из неприметной куколки вылетела прекрасная бабочка.
Нора Джейн, эта простушка Бу, предстала перед обществом, сбросив свою серую шкурку и сразив всех своим очарованием и интеллектом. Впервые за все время она была с ним на равных. Черт, даже выше. И несмотря на то, что он был рад за нее, его мучили сомнения.
Эли глубоко вдохнул, затем выдохнул, пытаясь избавиться от нежеланных мыслей, но, к сожалению, уже не мог себя остановить. Ему необходимо было докопаться до истины, разобравшись в самом себе…
Может быть, дело не в том, что он не верил ее словам, а в том, что слишком хотел в них верить? И, не желая стать жертвой, решил ретироваться первым?
