– Предположим, он откажется встречаться со мной?
– Тогда тебе придется пойти на риск и «отловить» его, как тогда меня. Помнишь? – Его глаза весело заискрились, и она улыбнулась.
– Мистеру Гладстону уже за семьдесят. И вряд ли, получив записку от незнакомой женщины, он примет ее за любовное послание. Когда ты намереваешься отправляться, Чарлз? И куда?
– Говоря по правде, я вообще не хочу уходить отсюда. Но должен. Думаю, я уйду в понедельник. Собираюсь сесть на поезд до Харуича и отправиться во Францию. Оттуда я могу вернуться в Дублин. Будет намного безопаснее, если все решат, что я скрывался не в Англии, а во Франции.
– Но ведь это такая продолжительная поездка!
Он ласково погладил ее волосы.
– Вот и славно. У меня будет время свыкнуться с тем, что я снова один.
– Чарлз… я подумала еще об одном… Допустим… я… Предположим, у нас будет ребенок.
Его пальцы в ее волосах даже не дрогнули.
– Я тоже об этом думал.
Она страстно посмотрела на него.
– Мне бы очень хотелось иметь от тебя ребенка.
Наступила тишина. Очень долгая.
– Дорогая Китти! Мне тоже!
Сейчас, должно быть, все, о чем он думал долгое время, о чем он мечтал, молнией промелькнуло у него в голове: позор, крах, полный отказ от всех своих стремлений и амбиций, предательство своего народа.
Словно угадав его мысли, она вскричала:
– Не волнуйся ни о чем! Я справлюсь.
Он взглянул на нее, и невысказанный вопрос так и застыл в его взоре.
– Разумеется, придется справиться и с Вилли, – на этот раз совершенно спокойно проговорила она.
– Существует только один способ устроить все это!
– Да. Его я и имею ввиду.
Он посмотрел на нее с таким искренним изумлением, что ей пришлось объяснять очень быстро и очень хладнокровно.
– Тебе пришлось столь многим пожертвовать ради твоей страны. Что ж, будет еще одна жертва.
– Но это же ты, Кэт. А ты – моя.
Он прижал ее к себе с такой неистовой силой, что она вскрикнула от боли.
– Этого пока не случилось. Все это пока лишь гипотетически. Но об этом надо было поговорить. А теперь, нравится тебе это или нет… – она высвободилась из его жестких объятий, – я буду молиться о том, чтобы у нас был ребенок.
Его руки бессильно упали вниз. Он посмотрел в ее лицо, искаженное мукой.
– Нам надо быть очень осмотрительными, – произнесла она.
Но когда слезы заблестели в его глазах и они почернели от боли, она заколебалась, тут же лишившись своей уверенности.
– Мне хочется кое-чего еще, – прошептала она.
– Ты хочешь меня.
– Я делю тебя еще с тремя миллионами человек. – Она погладила его волосы, откинула их назад – обнажился высокий лоб, она увидела его красивые брови. – У нас осталось так мало времени! Будем же счастливы каждую минутку этого дарованного нам Господом времени. Только, Чарлз…
– Да, дорогая?
Ее голос прозвучал тихо, но с прежним упрямством:
– Я по-прежнему надеюсь, что у нас будет ребенок.
– И я тоже, – проговорил он, целуя ее в лоб.
* * *
План оказался на удивление успешным. Оставалась лишь одна проблема, состоявшая в том, как Чарлзу незаметно выбраться из дома.
Еще не наступил рассвет, и на дворе был лютый мороз. Чарлз стоял в пальто и кашне, держа в руке саквояж.
– Сейчас я уйду.
Они сотню раз могли сказать друг другу «прощай» в этот холодный рассвет; они вели себя осторожно, даже не касались друг друга руками. Они договорились, что он отправится на вокзал, где будет дожидаться поезда. Самым важным было покинуть дом никем не замеченным.
– Я спущусь вниз, – сказала она.
– Нет, оставайся, я сам смогу выйти.
– И по пути сбить сотню каких-нибудь вещей. Нет уж, я пойду первой. Ради Бога, будь осторожен и старайся не шуметь.
Их путешествие по лестнице вниз прошло успешно. В гостиной Кэтрин подумала, что надо бы зажечь свечу, чтобы вывести его через оранжерею.
– Ты уверен, что оделся как следует? Это твое пальто, оно достаточно теплое?
– Со мной все будет прекрасно. Только выведи меня, и все.
Когда они открыли дверь, выходящую в сад, резкий порыв ледяного ветра ударил им в лицо. Весь сад заледенел, где-то на горизонте занимался серый рассвет. Кэтрин вся дрожала от холода. Свечу, которую она держала, задуло ветром.
– Чарлз, береги себя.
– И ты тоже, Китти. Сходи на следующей неделе к Гладстону. Напиши и условься о приеме.
– Хорошо.
– Я уже говорил тебе, что меня всегда можно найти в дублинском отеле «У Мориссона». – Он тщательнее запахнул кашне. – Ух, как на Северном полюсе! Не простудись.
– И ты тоже…
Но он уже уходил, быстрыми и широкими шагами приближаясь к воротам. Спустя несколько секунд его высокая темная фигура растворилась в сером зимнем воздухе.
Идиллия кончилась.
Дом снова ожил, когда его хозяйка «поправилась». К своему огорчению, Кэтрин нашла Кармен похудевшей и осунувшейся. Она очень мало ела, жаловалась мисс Гленнистер. А когда ей говорили, чтобы она ела как следует, девочка начинала капризничать, и ее дважды пришлось наказать.
– Она подумала, что ты собираешься умереть, мамочка, – сказала Нора, а Кармен устремилась к матери и зарылась личиком в ее юбках.
– Какая чепуха, право слово! Я всего лишь сильно устала. Мне только хотелось побыть в тишине. Вот Нора это понимает. Почему же ты не поняла этого, ангел мой?
Она подняла лицо девочки, взволнованное и залитое слезами. Она была еще такой малышкой! Кэтрин было тяжело смотреть на младшую дочь, не думая, что же она наделала.
Другая проблема была с тетушкой Бен. Та постоянно ворчала, что мистер Мередит где-то подхватил простуду и она не подпустит его близко к себе, чтобы потом не начать чихать, набравшись от него микробов. И еще она постоянно заставала своих слуг за тем, что они снимали шляпы перед женщиной, живущей по другую сторону парка.
– Я сказала им, что если еще раз застану их за этим занятием, то всех уволю. Я помню еще войну на Пиренейском полуострове[21]. – Ее старческий рот превратился в угрюмую полоску. – Муж моей дорогой подруги Энни Мирз погиб при Ватерлоо, и я могла бы назвать еще несколько имен. Это было ужасное время! А все из-за этого сумасшедшего корсиканца, которого следовало бы расстрелять, вместо того чтобы позволить ему положить начало королевскому роду. – Ее сердитый взгляд остановился на Кэтрин. – Полагаю, ты знаешь, кого я имею в виду?
– Да, императрицу Евгению[22]. Я иногда вижу, как она выезжает.
– Императрица! Да, действительно! Правда, в ней нет ничего, кроме испанского тщеславия. Вдова выскочки! Да он, можно сказать, не сделал ничего такого, что вошло бы в историю! Я могу простить мужчину, который делает историю. А этот весь состоит из недостатков, слабостей и необычайной эксцентричности!
