– Протестую! – воскликнул Стэнли Корфф. – Свидетельница не является ни психоаналитиком, ни близким другом семьи. Это необоснованное предположение.
Конни метнула на него яростный взгляд. Рядом со Стэнли расположились двое адвокатов в дорогих костюмах, парочка юрисконсультов и ассистенты. Мерзавцы, подумала она. Там же восседал и Макс Саверо собственной персоной.
– Находились ли Джованни и Софи Саверо в ресторане «Афродита» пятнадцатого декабря тысяча девятьсот шестьдесят пятого года?
– Безусловно!
– Они сидели за одним из ваших столиков?
– Да.
– Вы с ними говорили?
– Разумеется. А как иначе, по-вашему, я могла принять заказ? – Конни произносила ничего не значащие слова, чувствуя, что не в силах смотреть на любимого, вспоминать то, что произошло между ними, домысливать то, что еще могло бы произойти.
– Мисс Грант, перескажите суду ваш диалог с четой Саверо.
– Джованни Саверо заказал ланч на двоих. Он всегда так поступал. Он говорил, что именно подать Софи Саверо, потом переводил взгляд на жену и вопросительно изгибал бровь, проверяя, не ошибся ли. А она улыбалась и похлопывала его по руке.
Поскольку Ник не стал ее останавливать, Конни продолжала описывать пожилых супругов, которые, по ее мнению, любили и уважали друг друга, были добры к ней, Конни, и ко всем окружающим. То и дело девушка оглядывалась на присяжных, чувствуя, что те понимают ее простые слова и скрытый подтекст: Джованни и Софи Саверо были хорошими людьми.
Присяжные заулыбались, когда Конни дошла до словарного запаса и «альковных тайн». Хотя Корфф несколько раз пытался протестовать и протесты принимались, становилось ясно, что даже судья Фултон к ней явно расположен.
Прокурор искусно заставил ее воспроизвести диалог с Майклом Джорданом в баре, включая замечание о рождественских подарках.
– Кому вы собирались дарить подарки?
– Протестую! – Стэнли вскочил на ноги, кипя негодованием. – Список рождественских покупок не имеет отношения к делу об убийстве!
– Ваша честь, я пытаюсь дать характеристику свидетельницы, – парировал прокурор.
– Протест отклоняется, – изрек судья. – Продолжайте, мисс Грант.
– У меня нет семьи, – объяснила Конни, – но я думала купить подарки друзьям. – Она перечислила несколько имен, последним назвав Стива Клуни. – А еще я училась на заочных подготовительных курсах.
– Работая официанткой, вы успевали учиться? – уточнил Роббинс.
– Мне всегда хотелось чего-то добиться в этой жизни. Стыдно признаться, я даже школы не закончила, но впоследствии экстерном сдала экзамены за старшие классы. Сейчас я учусь в колледже и работаю. Мне приходится работать, потому что, когда я решила выступить свидетельницей на первом процессе Саверо, я потратила все свои сбережения.
– Протестую! То, что произошло после пятнадцатого декабря тысяча девятьсот шестьдесят пятого года, не имеет отношения к делу. – Стэнли буквально подбросило со своего места.
– Ваша честь, – проговорил прокурор, – я пытаюсь показать, на какие жертвы пошла эта молодая женщина ради того, чтобы помочь правосудию.
– Протест отклоняется!
Роббинс дошел уже до заключительного эпизода.
– Присутствует ли в зале человек, вошедший в ресторан «Афродита» пятнадцатого декабря тысяча девятьсот шестьдесят пятого года?
– Да!
– Будьте добры указать на него.
Конни наставила палец точнехонько на обвиняемого.
– Вот он! Макс Саверо!
Конни уже знала: момент, когда свидетель называет подсудимого по имени, всегда исполнен драматизма, однако, взглянув в сторону защиты, она испытала потрясение иного рода.
Позади Макса, среди людей Корффа, сидел угрюмый верзила в черном пиджаке и белой рубашке. Длинные сальные волосы висели безжизненными лохмами. На левой щеке алели пять царапин. Когда незнакомец отбросил волосы со лба, блеснула золотая серьга в форме кольца. Не этот ли человек на нее напал и пытался ее убить?..
Конни не сводила с него глаз. Тем временем Ник возвратился к столу обвинителя и зашуршал бумагами.
– Ваша честь, – прозвучал его голос, – у меня есть еще вопросы к свидетельнице. Но может быть, на сегодня хватит?
Судья Фултон сверился с часами и кивнул. Послышался удар молоточка.
– Объявляется перерыв! Заседание продолжится завтра в девять утра.
Народ понемногу разбредался; Конни не отрывала взгляда от человека в черном. Он ли это? Или опять воображение разыгралось? Двое офицеров Федерального управления дожидались у двери, чтобы препроводить свидетельницу в изоляционный дом, но она опрометью бросилась к столу обвинения и схватила Роббинса за руку.
Она знала, что прокурор не вправе общаться с ней, пока присяжные в зале, чтобы не создалось впечатление сговора. Однако выбирать не приходилось.
– Я его видела! Того типа, что на меня напал!
– Он здесь?
Конни обернулась к столу Корффа, но незнакомец уже исчез.
– Он вон там сидел! За Максом Саверо.
Словно завороженный, Ник глядел в удивительные синие глаза, мечтая тут же, на месте, заключить ее в объятия и осыпать поцелуями. Когда весь этот кошмар закончится, он ее не отпустит. Без Конни жизнь его пуста и беспросветна...
– Как ты его узнала?
– Царапины на щеке, серьга... Я не уверена на все сто, что это и вправду он. У кого хватит дерзости явиться сюда и усесться прямо за Саверо?
– Я знаю, о ком она говорит, – заметила Аделина, слышавшая разговор. – Это один из следователей Корффа, его зовут Джеймс Мэтсон.
– Следователь! – возликовал стоявший тут же Дан. – Ну конечно!
– Что такое? – переспросила Конни.
– Большинство следователей имеют разрешение на ношение оружия. Ну, вроде как частные детективы. Они свободно заходят в здание суда, в наши офисы, в полицейские участки, даже в тюрьмы. Этот тип имеет доступ к любой информации, и никого не насторожит то, что он вооружен. – Дан оглянулся на Ника. – Надо его задержать и допросить!
– Значит, мне уже ничего не угрожает? – Конни умоляюще глядела на Роббинса. – Мне не надо возвращаться в изоляционный дом?
– Прости, Конни... – Никогда еще Ника не влекло к ней так! – Тебе придется пойти с ребятами из управления.
Разочарование отразилось в ее взгляде.
– О’кей. Я понимаю.
– Не грустите, – улыбнулась Аделина. – Завтра все кончится.
* * *
На следующее утро процесс возобновился. Конни не сводила глаз с Роббинса, человека, которому она подарила свое сердце, который стал ее судьбой.
Очень может быть, что сегодня она говорит с ним в последний раз... Она покинет трибуну свидетельницы, и ее тут же умчат куда-то согласно предписаниям программы, дадут новое имя... Она никогда больше не увидит Ника, никогда его не поцелует, никогда к нему не прикоснется! Никогда уже не лежать им рядом, слушая, как бьются в унисон их сердца.
