Тут Никита вдруг заметно оживился и кому-то махнул рукой. Саломия обернулась, и ей показалось, что солнце дернулось и упало за здание аэропорта — из подъехавшего такси выходила Марина, а водитель доставал из багажника огромный чемодан.
— Ты же не против? — повернулся к Саломии Никита, а она даже дыхание задержала, чтобы совладать с собой и не двинуть Елагина коленкой в пах. — Ты так переживала, что не выдержишь две недели в моем обществе, вот я и решил тебя освободить.
— Надеюсь, мне не придется жить с вами втроем? — процедила Саломия сквозь зубы. Никита глянул на нее, как на заболевшую.
— Нет, конечно. Ты будешь жить в том номере, что забронировали родители. Нам с Мариной я снял отдельное бунгало. Я с трудом отвоевал этот отель, они планировали что-то совсем уединенное, а здесь несколько пляжей, баров, мы можем даже не пересекаться… Привет, малыш! — Никита мгновенно переключился на подошедшую Ермолаеву, сияющую и довольную. Она собственнически прижалась к Елагину, они поцеловались, и Саломии немедленно захотелось исчезнуть, стать невидимой, чтобы Марина ее не заметила. Но та, как нарочно, повернулась к Саломии и протянула:
— Приве-е-ет…
Вид у нее был торжествующий и даже чуть снисходительный, словно Саломию взяли с собой из милости, а то и в качестве прислуги.
— Никита, дай мне мой билет, — повернулась она к мужу, полностью игнорируя это провокационное «Приве-е-ет».
— Зачем? — удивился тот. — Сейчас вместе пройдем регистрацию.
— Вот и идите. Я пойду сама.
— Отдай ей билет, котик, — промурлыкала Ермолаева. Саломия старалась на нее не смотреть, но все равно подметила, как безупречно та выглядит. Аж противно. Никита молча отдал ей билет, Саломия, вскинув подбородок, подхватила чемодан и зашагала ко входу в здание аэропорта. И все же успела услышать въедливое:
— Котик, что там могло поместиться, купальник и двое трусов?
Что ответил Никита, Саломия уже не услышала. Она быстро нашла стойку регистрации обозначенного на билете рейса и поспешила занять очередь. Когда Никита с Мариной подошли к очереди, Саломия уже сдавала багаж.
— Дайте мне, пожалуйста, место где-нибудь подальше, в самый конец салона, — попросила она сотрудника за стойкой и, получив посадочный талон, прошла в зал ожиданий. Но не прошло и десяти минут, как к ней подошел Никита.
— Саломия, ты не голодна? Мы хотим перекусить, ты с нами?
«Елагин, ты больной?»
Стоящая неподалеку Марина лучилась такой доброжелательностью, что Саломия, с трудом подавив желание швырнуть ей в физиономию ручную кладь, буркнула:
— Отстань от меня, Елагин, я не ребенок, если проголодаюсь — поем.
Но тот не отставал:
— Перелет длинный, Саломия, тебе нужно…
— Перестань корчить из себя папочку, Елагин, — прошипела Саломия, — отвали.
Никита явно опешил, хотел еще что-то сказать, но Саломия уткнулась в телефон и он, еще немного потоптавшись, ушел. В самолете она поспешила занять свое место, ей досталось все же не настолько удаленное, как хотелось, а потом увидела Никиту, тянущего шею и высматривающего ее среди пассажиров. Увидев, он удивленно поднял брови, а Саломию так и подмывало показать ему средний палец.
Перелет и в самом деле оказался нелегкий, но когда их усадили в скоростной катер, и тот помчался по лазурной глади океана, Саломии показалось, что силы вливаются в нее от оружающих красок, таких ярких, что немедленно захотелось достать мольберт. Если бы только не отравляющий существование Елагин, решивший, что в ответе за Саломию и всю дорогу безуспешно пытающийся ее опекать. Саломию окончательно достало ощущение, что двое взрослых взяли ее, малолетку, с собой в путешествие, а тут еще Никита то предлагал воды, то совал печенье, а за чемодан она вообще с ним чуть не подралась.
— Ну и таскайся сама со своей косметичкой, — психанул супруг и отдал ей ручку чемодана, а она тогда чуть не разревелась. Сейчас он снова что-то бубнел. Если скажет надеть головной убор, чтобы не напекло солнце, она столкнет его в воду.
— Саломия… — начал было Никита, но увидев ее колючий взгляд, осекся.
— Что?
— Ничего… — и отвернулся.
На ресепшене он сам общался с администратором, выкупая бронь, а Саломия стояла в стороне и терпеливо ждала, когда ей выдадут ключи. Она надеялась, что к бунгало ее проведет сотрудник отеля, но Никита пристроился третьим.
— Я хочу посмотреть, как тебя заселят, —заявил он.
— Котик, ты куда? — позвала Марина. Саломию вдруг так разобрало, что она не удержалась и прыснула в кулак:
— Слушай, иди уже! Котик…
И была отмщена редким явлением, которое именовалось «смутившийся Елагин», а потом поспешила за сотрудником отеля, услужливо пропустившего ее вперед и покатившего за ней чемодан.
Номер был шикарен. Саломия быстро подавила приступ тоски по придуманному нею же медовому месяцу и обошла бунгало. В спальне на широкой кровати были разложены лепестки экзотических цветов, Саломия снова прогнала нахлынувшую грусть и вышла на террасу. Ее бунгало пряталось в тени тропических деревьев, пляж был совсем рядом, с террасы виднелся океан. Ей еще Ирина объяснила, что на воде хорошо жить, если точно знаешь, что ни шторм, ни дождь тебе не грозит, плеск волн приятен только в тихую погоду.
Ее окликнули, Саломия обернулась, это был тот же работник с ресепшена, что показывал дорогу. Он протянул телефон, это был телефон Никиты, наверное, забыл на стойке ресепшена, когда выкупал бронь. Саломия довольно сносно изъяснялась по-английски, поэтому попросить провести ее к бунгало, в котором Никита поселился с Мариной, для нее особого труда не составило. Все равно нужно знать, где он живет, она понимала, что общаться им хоть изредка, но придется.
— Эй, есть кто? — Саломия постучала, а когда никто не ответил, толкнула дверь.
Оказалось открыто, она вошла и огляделась. «Ее» бунгало было просторнее и наряднее, видно было, что номер предназначался для молодоженов. Саломия сделала еще шаг и остановилась замерев…
Поначалу даже не сообразила, стояла, втупившись в татуировку на полностью обнаженном плече Никиты, пока Марина не подняла затуманенные от неги глаза и не улыбнулась ей. Свысока. С превосходством. А потом снова откинулась на спинку дивана, изогнувшись и негромко застонала, а Саломия продолжала стоять истуканом, понимая, что так нельзя, ее не должно здесь быть, ей не следует на них смотреть, но заставить себя сдвинуться с места просто не могла.
Это было… красиво. Они двигались, как одно целое, рельеф Никиты было совершенным, он сжимал в крепких, сильных руках стройное тело Марины, и это зрелище было просто завораживающим. А потом он вдруг остановился, выдохнул и, не оборачиваясь, хрипло проговорил:
— Саломия, уйди…
И тогда она опомнилась, бросила телефон, не заботясь, разобьется он или нет, и опрометью выбежала, хлопнув дверью.
Глава 20
Бежала, не оглядываясь, будто за ней гнались, и лишь возле своего бунгало остановилась, пытаясь выровнять сбившееся дыхание. Она вдруг в одночасье поняла, насколько глупыми и детскими были их гляделки с Никитой, даже их редкие поцелуи не шли ни в какое сравнение с теми картинами, что стояли теперь перед глазами. Да ведь Никита просто развлекался с ней, играл, как играют с котенком, чтобы потом, когда надоест, посадить обратно в коробку или домик! А настоящие отношения, настоящая страсть она другая, глубокая, как глубоки были те движения… Саломия зажмурилась и сжала пальцами виски.
Трижды дура. Безмозглая идиотка. Куда она влезла? Никогда ей не вклиниться между ними, Никита в любой момент аккуратно возьмет ее за плечи и подвинет с дороги. Или просто скажет: «Саломия, уйди…».
Странно, но хоть сердце колотилось, как бешеное, в душе было удивительно тихо. Не сжимали тиски боли, не захлестывала обида, как будто шторм бушевал-бушевал, а потом внезапно затих. Саломия сама поражалась своему спокойствию, теперь она была даже рада, что решила отнести Никите телефон. Наверное, ей стоило увидеть их вместе, чтобы так прочистились мозги.
