— Без вопросов!
Я думаю, что этот Гарик и правда сделал все, что мог. Я каждый раз теряю его в толпе и не сразу могу найти.
У него звонит телефон.
— Разрешите? Это можешь быть важно.
— Конечно.
Он тихо переговаривает с кем-то и кладет телефон в карман плаща.
— Я порылся тут в прошлом нашего героя-любовника. Странное дело, у этого Артура при невыясненных обстоятельствах погибла мать. Она очень молодо выглядела, все принимали ее за старшую сестру Артура. Говорят, унижала сына дай бог. Возможно, корни его одержимости идут из детства.
— Мне все равно откуда у него идут корни. Его просто надо найти.
— Вот посмотрите.
Он протягивает мне три фотографии. На одной хмуро смотрит Кира — она не любит фотографироваться. Ну другой — пожилая, но очень моложавая женщина. На третьей — молодая девушка. Все они похожи, абсолютно один типаж.
— Что это?
— Это ваша Кира. Это мать Артура. А это Анна Поздникова, она пропала год назад. Ее так и не нашли. Странность в том, что она слушала лекции у нашего друга Артура.
Мороз пробежался по моей спине.
— Но это значит…
— Это не случайность. Ваш Артур — серийный маньяк. И хорошо, если погибла только одна Анна.
— Хорошо?! — я так вцепляюсь в волосы, что чуть не выдираю клок. — Так это не просто похищение! Боже, Кира-а-а!
Гарик благоразумно молчит. Но не уходит.
— Что еще?!
— Так вот. Артур — не охотник. Но один его приятель сказал, что однажды они пристреливали ружье в одном доме. У его матери был старенький домик в заброшенной деревне. Тот вроде бы перешел к нему по наследству, но все же… Мало ли заброшенных домов?
— Дай координаты. Я еду прямо сейчас.
— Не надо. Своих я уже отправил, полиция будет на подхвате.
— Тем лучше, встретимся на месте.
Все машины у меня хороши, но для быстрой езды нет ничего лучше спортивного двухместного мерседеса. Втопил педаль — и мотор утробно и довольно зарычал, как сильный и лютый до охоты зверь.
А вот и поле, синее, как и кричала Кира. Я на месте. Останавливаюсь. Тишина, а вдали — приглушенный гул мотора. Я на узкой наезженной дорожке. Две колеи — нам просто не разъехаться.
Не глушу мотор, но и в морду ему въехать боюсь. Не за себя боюсь, за Киру.
Узнаю приближающуюся машину. Я видел ее на фото у Гарика. Она принадлежит ублюдку Арчи. Серенькая, как раз чтобы затеряться среди сотни таких же. Это мне так везет или боженька решил наставить на пусть истинный?
Опускается переднее стекло. Выстрелы ощущаются шлепками. По стеклам змеятся трещины. Ого, он успевает вести и стрелять?
— Артур, остановись! — кричу я. — Не навреди Кире, ты, придурок!
Вдалеке уже сверкают сине-красными огнями и орут матюгальниками полицейские машины.
Артур пытается развернуться на скорости, съезжает в кювет, ползет юзом по мокрой после бесконечных ливней земле. Все ближе и ближе к кромке водохранилища.
Не дай бог соскользнет и рухнет вниз!
— Кира-а-а-а-а!
Машина переворачивается. Один оборот, второй, третий… Зависает на самом краю отделанного камнем русла, качается секунду, другую — и со скрежетом падает в глубокую темную воду.
Подлетаю на машине к самому краю, глушу мотор. Выдергиваю фонарь, очки и узкий баллон с заднего сидения, радуясь, что не успел вытащить оборудование для подводного плавания и прыгаю вперед ногами в водоворот. Туда, где сейчас захлебывается ненавистной ей водой Кира.
Моя Кира.
Вода. Мутная зеленая вода.
Как много воды. Я еле вижу контуры тонущей машины, зарывшейся носом в ил, отчаянно стучусь в заднее окно машины. Наконец вижу Киру. Она смотрит на меня с другой стороны стекла, тоже чем-то отчаянно колотится.
Очень хочется вдохнуть, но нельзя. И подняться нельзя, не успею. У меня воздуха только на один подьем.
Стекло поддается, покрывается трещинами, но еще целое. Изо всех сил стучу по нему баллоном со сжатым воздухом. Он нужен для подъема, но сейчас важнее выломать стекло.
Кира чем-то стучит с маху, и наконец стекло разбивается.
Она тянется ко мне, но рука Артура вылезает из окна и хватает мою девочку за ногу.
Господи, может, мне только снится этот кошмар?
Я выпускаю баллон из рук. Он зацеплен на тросе к поясу, но нет времени его подтаскивать. Кира вот-вот захлебнется. В ее глазах надежда и отчаяние напополам.
Я что было силы дергаю Киру, но не могу вырвать ее из его объятий. Ко мне подплывает сумка, которой Кира смогла расколоть стекло. Там определенно что-то тяжелое. Я стучу ей по высунувшейся из машины голове Артура. Он отпускает Киру. Мы поднимаемся, но еще очень и очень далеко до поверхности.
Я ловлю баллон и даю Кире вдохнуть. Раз, другой, я обойдусь. Подъём кажется вечностью. Да, здесь очень глубоко, и это даже хорошо, иначе Кира бы разбилась.
И вот мы уже барахтаемся на поверхности воды. Я вытаскиваю Киру, она не шевелится.
— Кира!
Она бледна и не отвечает. Глаза закрыты.
— Кира!!!
Пытаюсь нащупать биение пульса и не могу.
Меня отталкивают, Кирой занимаются в четыре руки. Я, шатаюсь, осаживаюсь на черную землю.
Делают искусственное дыхание.
Кира закашлялась. Миг ужаса прошел. Кира дышит.
Это подоспели ребята Гарика. Скорые, надо признаться, ребята. Буду век им должен, премию уж точно выпишу.
Стрекот вертолета бьет по ушам, волосы чуть не сдуваются от движения винтов. Вот и скорая.
— Отпустите ее. Мы разберемся. Вы… — говорит мне врач, быстро осмотревший Киру и командующий своим: — Быстро, надо спешить. В третью областную, она ближе.
— Я с вами, — откашливаюсь я.
— Возьмите его на борт, — улыбается непонятно откуда взявшийся Гарик, лучший следак нашего города. — А иначе он возьмет вас на абордаж.
ГЛАВА 26.
Фил
Поездка в вертолете кажется вечностью. В мою девочку втыкают какие-то трубки, провода. Врачи переговариваются непонятно, так, словно меня и вовсе нет. О каких-то дозах и показателях. Ни хрена не понятно.
Я все еще мокрый и вне себя от злости. Я держу Киру за ладонь, целую холодные пальцы. Ее глаза в черных кругах, веки плотно закрыты.
— Она жива? — спрашиваю я каждую минуту.
— Да, — терпеливо отвечает доктор.
Во дворе больницы нас встречает каталка, и Киру стремглав увозят куда-то.
Я кидаюсь следом.
Я мчусь как могу, но иду все еще недостаточно быстро. Бля, я еле передвигаю ногами. Меня удерживают, осматривают, говорят куда-то пойти. Я матерюсь как сапожник, и от меня наконец отстают.
Когда я добираюсь к двери отделения неотложной помощи, я почти вытаскиваю медсестру, стоящую насмерть. Требую увидеть Киру. Мне велят ждать. Наверное, так в раю я буду ждать ответа от Серафима. Хотя и так понятно, куда мне идти с моей гребаной жизнью.
Я жду, честно и долго жду, а потом вновь пытаюсь прорваться.
— Ничего сказать пока не могу. Мне очень жаль, но в реанимацию пускают только родственников. Кто вы ей? — спрашивает медсестра, блокируя меня.
Она закрывает весь дверной проем собственной широкой спиной.
Толстая упрямая баба, меряющая меня презрительным взглядом.
И что мне ей сказать? Что я ее любовник? Что она свет моей жизни? Что я тот, из-за кого она чуть не погибла?!
— Я… Я ее отец! — хрипло вырывается из моего горла.
К чертям. Со мной и так все ясно. Я направлюсь в ад дорогой из благих намерений, но мне нужно, мне жизненно необходимо увидеть мою девочку.
Медсестра зовет кого-то. Меня проверяют, заставляют переодеться, пропускают к Кире, и у меня сжимается сердце.
Ее голова перевязана, руки и ноги — тоже. Господи, она почти ребенок. Хрупкая, вся в синяках под повязками, глаза запали. Она просто тонет в этих белых простынях.
Боже, спаси мою девочку!
Врач приходит и сообщает мне, что у нее сильное обезвоживание, сотрясение мозга, растяжение запястья, перелом руки и ребер, нагноение ран на запястьях и лодыжках и еще дохрена повреждений, но ей повезло, что она вообще жива.
