Именно так: в утвердительном, а не предположительно-ожидаемом тоне. Как обычно. Работа.
– Я останусь с ней, – отсалютовал отцовской любовью Бойцов.
– Как хотите. Есть гостевая спальня, можете расположиться там, но это не обязательно, вдвоем справимся.
– Я останусь. Соне надо видеть и знать, что я рядом.
– Как хотите, – повторилась она и внезапно спросила. – Что у вас со спиной?
– В каком смысле? – сделал попытку уйти от прямого вопроса Кирилл, застигнутый врасплох.
– В том смысле, что у вас больная спина, – ровно ответила Катерина.
– Откуда информация? – придал грозность взгляду и тону мужчина.
– Але! Кирилл Степанович! – остудила его пыл Воронцова, даже ладонью просемафорила перед его лицом. – Я не конкурирующая фирма и не засланный казачок в вашем бизнесе! Я врач, хирург, надеюсь, что хороший, достаточно квалифицированный, чтобы определить по осанке и движениям болезнь позвоночника. Так что у вас со спиной?
– Наверное, вы все-таки хороший врач, – пробурчал тот, сдаваясь. – Позвоночник у меня поврежден. Давно.
Спина была пожизненным страхом и заключением Бойцова. Привычным, постоянным, ставшим ручным, с набором «инструментов» для контроля над болью – как лежать, спать, вставать, садиться, наклоняться, одеваться, сидеть, выходить из машины, – как жить, постоянно контролируя боль в обертке страха.
Несколько лет подряд, в летние каникулы, Кирилл командовал студенческим стройотрядом. И у него это прекрасно получалось – и строить, и командовать.
И получалось, и нравилось.
Летом, после четвертого курса, повез свой стройотряд на назначенный им объект. Как водилось и уже мало кого удивляло, начальники участков, прорабы да и рядовые строители нехило зарабатывали на студентах и самой стройке, воруя все, что возможно, подсовывая вместо удачно стибринного списанный, бракованный материал, в том числе и гнилые доски для строительных лесов.
Кирилл клал кирпич на третьем этаже возводившегося здания, отступил на шаг назад от кладки за бутылкой воды, стоявшей на краю деревянного настила, подальше от летевших цементных ошметков, доска под его ногой проломилась, и он полетел вниз.
Спиной.
Не успел понять, что произошло. Если бы доска разломилась с предупреждающим звуком, он, может, и сообразил бы, и успел ухватиться за поручни, ну хоть как-то попытался удержаться, предупрежденный звуком ломающейся древесины. Но наступил ногой именно в то место, где доска прогнила до трухлявости.
Летел вниз спиной и видел над собой голубое до нереальности небо, летящие следом обломки доски, деревянную труху, удаляющийся край кирпичной кладки, от которой только что отступил.
Летел, раскинув руки и ноги в стороны, осознавая, ощущая и запоминая каждый микрон времени падения, словно время растянулось, как в замедленной киносъемке.
Упал спиной на песочную кучу.
На всю оставшуюся жизнь он запечатлел в памяти пыточную видеосъемку, по долям секунд записавшую полет до песочной кучи со всеми ощущениями, подробностями, деталями.
Эту запись память прокручивала раз за разом кошмаром во сне. Кирилл просыпался в холодном поту, забывая дышать от заново пережитого ужаса, засыпал и все видел сначала.
Три месяца полной неподвижности на больничной койке. Врачи уверяли – в рубашке родился: не убился, не сломал шею, позвоночник не раздроблен, но… Но получил такой «букет» по всему позвоночнику, что ходить, вставать, двигаться вряд ли когда-нибудь сможет. Дающее хоть малую толику надежды врачебное «вряд ли» через три месяца сменилось категорическим – «не будете»!
Закованный в корсет Бойцов хрипел от бессилия, злости, перекрывавшей дыхание обиды на жизнь, просыпаясь по нескольку раз за ночь от безмерной боли и повторяющегося кошмара, воспроизводившего запись секунд падения, изменивших его жизнь.
Через три месяца его перевезли домой, к родителям, все, что могла, медицина для него сделала, оставив лежать на специальной кровати дома, навсегда!
Накануне транспортировки из больницы домой ночью к нему в палату пришел его лечащий врач. Личностью доктор был весьма колоритной, врач от бога, талантливый, смелый, внешностью и отдаленно не напоминавший причастность к столь гуманной профессии, а откровенно смахивавший на зека-убийцу. Огромный, с ручищами-кувалдами, с закатанными до локтей рукавами белого халата, открывавшими во всей красе буйную черную поросль, с лицом преступника – перебитым носом, тяжелыми надбровными дугами, с коротким ежиком волос.
Он поставил стул возле его койки, сел и без предисловий и размазываний словесных разъяснил Кириллу варианты его будущей жизни.
– Хочешь быть нормальным, дееспособным мужиком и человеком, у тебя есть единственный шанс – вот!
И протянул пачку листов с подробной инструкцией и рисунками комплекса сложных упражнений.
– Это на всю жизнь. С постепенным увеличением нагрузок. Утром и вечером. Каждый день. Первые месяца четыре, пока не накачаешь сильный мышечный каркас, никакого секса, никаких тяжестей и нагрузок на позвоночник, плюс обязательное, три раза в неделю, плавание, когда двигаться в полном объеме сможешь. Начинать придется через боль, лежа. Долго лежа. Терпи, не рвись вскакивать, навредишь. Садиться, ложиться, вставать, двигаться так, как написано. Строго. Никаких отступлений от инструкций. Спать только на спине, на жесткой ровной поверхности, вместо подушки – валик под шею. Можешь привязывать себя первое время, пока не привыкнешь. Здесь все подробно написано, и то, как теперь будешь жить, что есть: диета особая, витамины, минералы это обязательно. И вот еще что, постарайся отказаться от обезболивающих. Обещаю: боль будет нечеловеческая, но сдашься, обезболишься раз-другой, впадешь в зависимость, и, главное, не сможешь чувствовать упражнения, а их чувствовать надо всем организмом. Вот тебе ксерокопия, – протянул еще одну пачку листов, поменьше первой. – Это методика по управлению болью одного известного мастера боевых искусств, к сожалению запрещенного у нас в стране.
– Как я понял, это на всю жизнь? – переспросил Бойцов.
– Да. Постепенно, если упрешься, захочешь до одури и не сдашься, научишься с этим жить и замечать перестанешь. Станешь полноценным человеком, которому все можно, кроме некоторых видов спорта, например конного и еще нескольких, ну, думаю, без этого спокойно проживешь. Зато заимеешь свой индивидуальный стиль жизни: спорт, еда, привычки. Я тебя, парень, как Марья-искусница, блин, собирал, не подведи меня. Я в тебя верю.
– Сколько времени понадобится, чтобы полностью восстановиться?
– Тебе покажется, что вечность. Если все до запятой будешь выполнять, не давая сбоев, месяцев восемь. Ну а если кишка тонка, спокойно можешь начинать пить водку от жалости к себе, ненавидеть здоровых, обвинять жизнь, а через полгодика милости прошу в наше отделение для безнадежных, теперь уж навсегда.
