тесто».
Новичок Клим стал её спасением, ей отдушиной, её методом отвести от себя риск тоже называться Тестом. Самоутверждалась она за его счёт долгие пять лет, хоть и сама не была худышкой (но, конечно, не такой толстой, каким был Клим). Казалось, она даже не знала, как его зовут. Он был для неё Тестом и только Тестом.
Важным для тогдашнего Клима было другое – вынудить родителей переехать куда угодно, хоть в ад, и увезти его, избавить от невыносимой пытки любить и ненавидеть одного и того же человека – Варвару Демидову.
Он очень надеялся, что в большом городе они никогда с ней не встретятся, он почти забыл её, затёр её образ в памяти… и тут она явилась в «Лав-Боди», как снег на голову, и объявила, что ей срочно надо похудеть.
Она его не узнала (конечно же, не узнала). Как можно было узнать в сегодняшнем Климе того самого пацана, толстого и нерешительного, того самого, которого она именовала Тестом? За эти годы он похудел и подкачался, изменил фамилию, которая вызывала ассоциации с собственной ущербностью. Вырвал из воспоминаний всё, что напоминало о Варваре.
А потом услышал её голос, когда выходил из душа в «Лав-Боди». И от этого до боли знакомого голоса его бросило в жар, в паническую дрожь. В его жизнь вернулась та самая невыносимая и острая на язык ведьма. Его прекрасное любимое чудовище, его персональная томная боль.
Он поспешил в зал, чтобы посмотреть, а не ослышался ли он, не обознался. И когда ему предстала запыхавшаяся молодая женщина в соблазнительном шёлковом платье, обтекающем пышные бёдра, в пиджаке, обтягивающем грудь, такая забавная в своей растерянности, он опешил.
Она не сразу его заметила – рассматривала тренажёры – зато он разглядел её с ног до головы. И понял с сожалением и радостью, что это она, Варвара Демидова.
Да, он не ошибся.
После стольких лет он узнал её. И казалось, вот-вот она ухмыльнётся и выдаст своё фирменное: «Надо же, кого я вижу! Шереметьев, да ты те-есто!». Но её голос, мягкий и глубокий, окутывающий, произнёс совершенно дурацкое:
– Что, простите?
И в тот момент что-то прозвучало в его голове – то ли выстрел, то ли гром, – и он приблизился к ней, не в силах себе сопротивляться. Когда его ладонь легла на её бедро, приподняла платье, когда он разглядел в её глазах желание и просьбу не останавливаться, он сделал то, что сделал.
Он переспал с ней.
Да, он взял и переспал с ней прямо там, в тренажёрном зале.
Переспал с Варварой Демидовой.
Словно все эти годы только и сдерживался, ожидая, когда его маленькая ведьма, повзрослевшая и отчаянная, объявится вновь, чтобы отдаться ему. Отдаться без слов и сожалений.
Он понимал, что Варей двигали совершенно иные причины с ним переспать, то ли обида, то ли желание что-то кому-то доказать, но ему было всё равно.
Он хотел её. Хотел прикоснуться губами к её шее, ощутить в ладонях её груди, упругие и желанные, скользнуть по её голой спине и ягодицам, обхватить их, прижать к себе её тело. Да, он хотел войти в неё, в свою Варвару, в её разгорячённую и податливую плоть, он желал, чтобы она стонала, насаживаясь на него всё сильнее, чтобы она кончила в его объятиях так, как не кончала никогда, ни с одним мужчиной.
Он и сам не понимал, что бурлило в нём тогда: детская обида или разом проснувшаяся юношеская влюблённость, нетерпеливое желание обладать упущенным когда-то человеком.
А потом всё полетело кувырком. Они переспали ещё раз, потом ещё раз… Боже, когда её язык, тот самый, которым она обзывалась, касался его члена, он был готов взорваться. Это было похоже на воссоединение разбитых частей чего-то большого и болезненного. Словно у Клима отобрали что-то, ещё очень давно отобрали, а потом вернули, перевязав бантиком, вернули вдвое, втрое, впятеро больше, чем он бы мог себе представить.
Наваждение. Оно угрожало его карьере, репутации и спокойной жизни. Так ведь уже когда-то было.
И как бы Клим ни пытался давить на собственный разум, как бы ни заставлял себя отказаться от встреч с Варей, как бы ни истязался, он не мог перестать её хотеть. К тому же появилась внезапная привязанность, а её Клим испугался так, словно из-под ног ушла земля.
Он посмотрел на телефон.
«Варвара-клиентка» звонила настойчиво и даже как-то истерично, это он почувствовал сразу. Как зверь ощущает еле уловимые всполохи запаха опасности.
У неё что-то случилось. Это точно.
После того, как на Клима напал её бывший, он беспокоился о Варе, ведь этот псих мог обрушить свой неадекватный гнев и на неё.
– Да? – ответил Клим на телефонный звонок.
В трубке послышалось прерывистое дыхание, и взволнованный полушёпот Вари выдал:
– Клим, меня пытаются убить. Здесь Антон.
Сердце Клима пропустило удар. Он понимал: вряд ли Варя сказала это ради шутки. Она, конечно, порой отличалась необдуманными поступками, такими, например, как свести бывшего парня с его конкурентом в парке аттракционов, но всё же сейчас её шёпот не был похож на розыгрыш.
– Где ты? – быстро и чётко спросил Клим.
– Я… я… в переносном ларьке Антона. «Солнцепёк»… – Варя задышала тяжелее, смолкла.
Поодаль послышались глухие удары, словно кто-то стучал.
– Где ты конкретно? В парке? – напирал Клим.
Он вскочил, обхватил трубку телефона так, что пластмассовый корпус, казалось, вот-вот треснет. Выскочил из комнаты в прихожую, нашарил ключи от машины, но тут вспомнил, что она разбита и стоит на ремонте… Чёрт!
– Антон! – услышал Клим отчаянный выкрик Вари. – Признайся немедленно! И перестань долбить в дверь! Я вызвала полицию!
– Открывай, дура! – донеслось ей в ответ.
– Варя! – повысил голос Клим, практически заорал в телефон. – Я выезжаю! Только скажи мне место!
Опять в трубке послышалось прерывистое дыхание. Клим ощутил, как Варе страшно. И в этот момент в нём забурлило что-то такое, от чего его кулак сжался до боли в костяшках. Он был готов убить этого Антона, этого ублюдка и любителя наносить
