Его запретная малышка - Ольга Дашкова

— Я не могу встречаться со студенткой.

— А ты встречаешься?

— Конечно, у меня есть девушка — вот уже как пять дней. И если честно, ревную ее страшно, хочу запереть в своей квартире, научить жарить картошку и варить макароны, но у нее очень строгий папа, думаю, оторвет яйца и пожарит их сам.

Маша смотрит, почти не моргая. Серьезная такая.

— Я твоя девушка?

— Из всего моего словесного поноса ты выделила главное, ты умница. Конечно, моя девушка, моя малышка, желанная, нежная, страстная, невероятно красивая девушка.

Обнимаю крепче, горю рядом с ней, реально хочется схватить свою добычу и унести в пещеру.

— А что за ревность?

— А что за Анри?

— Пф… нашел к кому ревновать.

— А есть кто-то еще?

Теперь серьезен я.

Ревность вспыхивает во мне моментально, не думал, что я такой собственник в этом плане, всегда считал, что доверие — вот что является основой отношений, доверие не даст повода для подозрений и ревности.

— Нет. И не было. Был только ты, — она так это произносит, что я теряюсь. Действительно, был только я — был первым с ней во всем, черт, это реально дорого и ценно.

— Моя славная девочка, — целую, обхватив ладонью затылок, кусаю ее мной же искусанные губы. — Ты такая сладкая, словно булочка.

— Я ела батон.

— Объедала уток?

— Да.

Смеемся вместе как ненормальные, я не знаю, что она чувствует ко мне, но то, что происходит со мной — такого не было никогда. Мне сейчас не тридцать три года, а все восемнадцать и я по уши втрескался в эту девочку.

Я принимал совсем другие эмоции за чувства. Я и на Еве-то женился, потому что было пора, пришло время, мне исполнилось тридцать, девушка подвернулась красивая и строптивая.

— Тебе не обязательно увольняться, я не хочу этого. Какой мне тогда смысл ходить на пары?

— Смысл есть, надо учиться, ведь ты это любишь.

— Хочу быть бунтаркой и нарушать запреты. Ты знаешь, я все время жила правильно, ну, я так думала, что правильно. Слушалась отца, он очень строгий, но любит нас с Дашкой. Но при этом во мне такое огромное чувство вины перед ним за то, что мама ушла, родив меня.

— Что за глупости ты говоришь? Это не так, точно не так.

— Да знаю, что это глупо, но все равно это чувство — оно есть. И вот я все стараюсь быть лучшей, идеальной, собранной, умной, чтоб он гордился мной, чтоб уход мамы был не напрасным.

Маша плачет, больно смотреть на ее слезы, стираю их с лица, целую глаза, щеки. Какая она все-таки маленькая девочка, которой нужна забота, ласка, внимание.

— Все, Маня, все, не плачь. Такое бывает, я верю, нужно отпустить себя и не пытаться кому-то что-то доказать. Ты и так лучшая, самая лучшая малышка на свете. Моя малышка.

Маша обнимает меня, сидим так несколько минут, слушаю ее дыхание, чувствую, как часто бьется сердечко на моей груди. Точно надо увольняться, в самом начале учебного года еще не так страшно, можно найти замену.

Смотрю в сторону: там, в конце аллеи, ходит парень и продает яркие надувные шары, решение приходит моментально.

— Маня, ты посиди здесь. Только никуда не уходи. Хорошо?

— Что случилось?

— Я мигом, пять минут.

Несусь по аллее, сворачиваю за угол, туда, где цветочный киоск.

— Мне вот этих, розовых — все, что есть.

— Здесь тридцать пять штук. Упаковать?

— Нет, давайте так.

С длинных стеблей роз капает вода, прижимаю всю охапку. Нежно-розовые розы для моей нежной, но с острым характером, как шипы у цветов, девочки. Несусь обратно, покупаю у парня все шары, они как радуга на синем небе. Машке понравится. Бегу, чувствуя, как из меня выплескивается счастье.

— Маня, — пытаюсь отдышаться, Маша смотрит удивленно, но улыбается, прижимая руки к груди. — Это все тебе.

— Просто так?

— Конечно, нет, у меня на тебя большие планы.

Вручаю розы, девушка на самом деле выглядит удивленной, смотрит так, словно ей никогда не дарили цветов и шаров. А я готов хоть утку поймать для нее сейчас.

— Спасибо.

— Пойдем быстрее домой, сейчас доставка из ресторана приедет, утки спасены и сыты.

— У тебя есть ваза?

— Точно есть ведро, Маня, все, полетели.

Она смеется — так звонко и открыто, что меня окончательно накрывает.

Я, кажется, влюбился.