Должно!
— Приехали! — произносит водитель.
Я снова взваливаю Алекса на руки и несусь что есть ног к главному входу, пока тот буквально давится кашлем.
Опасаясь, что приступ может повториться, я в спешке добегаю до стойки сестринского поста, где толпится намело народу.
— Поднимайте задницы! Нужна помощь! — в панике расталкиваю столпившийся народ локтями. — Мальчишка задыхается!
Одна из медсестёр тотчас принимается звонить по служебному телефону. К счастью, это занимает считанные секунды.
— Положите его на носилки! Сейчас вам помогут! Всё будет хорошо.
Выдохнуть я могу только тогда, когда Алекса увозят на каталке в реанимацию.
Я скатываюсь по стене вниз. Усевшись на бетонный пол, долгое время пялюсь в одну точку.
Что было бы, вовремя я не сбрось звонок Трисс? Возможно, Алекса уже было не спасти.
Бестолочь! Да я вообще не должен был выходить за переделы дома! Мне же доверили самое ценное — жизнь брата и сына. А я чуть было...
Находясь на самой последней стадии самобичевания, я различаю едва уловимую трель своего смартфона. Вынимаю его из кармана и, даже не глянув на экран, подношу к уху.
— Слушаю, — выходит сипло.
— Хм. Что у тебя с голосом? — спрашивает Ассоль.
— Не знаю. Возможно, сорвал.
— И что же ты делал такого? — игриво она произносит.
— Не помню. Кажется, я кричал, — отвечаю заторможено.
— Постой, а ты где? Почему я слышу посторонние голоса? — настораживается она.
— Алекс сейчас в реанимации... У него был приступ. Приезжай поскорей... Я тут... с ума схожу!
В ответ я слышу сначала пронзительный выкрик, а следом короткие гудки.
Неизвестно, сколько ещё времени я пребываю в оцепенении. Прихожу в себя я благодаря голосу, который узнаю из миллиона других голосов.
Заметив Ассоль в коридоре, я вскакиваю на ноги, несусь ей навстречу и сжимаю ее в своих руках настолько крепко, что кости у самого захрустели.
— С ним всё будет хорошо! Мы успели!
— Мне страшно, Даймонд! — ревёт она, уткнувшись носом в мое плечо. Рубашка вмиг становится мокрой от слёз. — Неизвестно сколько нам ещё ждать трансплантацию.
— Нужно верить, малышка, — целую в макушку. — Верить в то, что совсем скоро эта темнота и неизвестность сменится ясностью. Не думай о плохом, оно недостойно твоего внимания.
Она поднимает голову с моего плеча, вытирает рукавом дорожки слез.
— Даймонд, спасибо тебе, — тихо отзывается, вцепившись в меня. — За всё, что ты сделал для меня и для Алекса. Если бы не ты... не знаю, что было бы вообще.
Ага... Знала бы ты...
— Я не сделал ничего такого, за что меня можно было бы благодарить. Да и вряд ли когда-либо сделаю. Должное нельзя воспринимать за нечто особенное.
Ещё через час ожиданий к нам подходит Мария, облаченная в операционный халат.
Как оказалось, Алекса перевели из реанимационного отделения в палату. Ему откачали слизь из лёгких, и сейчас его жизни ничего не угрожает.
Осталось только дождаться трансплантацию.
Алекса должны были госпитализировать в понедельник, но из-за случившегося Мария пришла к выводу, что рисковать нельзя.
Ассоль поддержала её, а вот малой расстроился. По секрету он обмолвился мне о журналах с «клубничкой», хранящихся у него под кроватью. И теперь моя миссия заключается в том, чтобы уничтожить улики, пока до них не добралась его матушка.
Помню себя в его годы...
Обязательно сохраню их и лично передам ему, как только тот выпишется!
Вернувшись домой заполночь, я первым делом прячу в свои вещи те самые журналы, а затем готовлю себе спальное место на полу, пока Ассоль принимает душ.
С горем пополам соорудив себе в меру приличную постель, я выключаю общий свет, врубаю прикроватную лампу, раздеваюсь и устраиваюсь поудобней. Ассоль довольно долго не появляется в комнате. Тоска понемногу нагнетает, веки становятся всё тяжелее... пока в один прекрасный миг...
— Эй, Даймонд, — ее шёпот сопровождается похлопыванием по моему плечу. — Ты че валяешься на полу?
— Я не валяюсь. Я пытаюсь уснуть, — заверяю с закрытыми глазами.
— Прекращай геройствовать и перебирайся в кровать!
— Отстань, противная. Я останусь здесь, на нижнем уровне.
Ассоль многозначительно хмыкает. Вскоре ночник гаснет. И стоит глазам привыкнуть к темноте, как я различаю весьма сексуальный силуэт. Ее силуэт рядом с собой.
— Надеюсь, у тебя на нижнем уровне найдется местечко и для меня?
Сказать, что я охуевлен — ничего не сказать.
— Найдется... если ты любишь пожестче, — я осекаюсь и спешу дополнить: — Я про пол. Просто он жесткий.
— Ага, я поняла, — устраивается рядом, отвернувшись спиной.
Лавандовый аромат, принадлежащий Ассоль, интенсивно забирается в ноздри, впитывается в кожу, будоражит кровь. Тепло ее тела электризует нервные окончания.
— Даймонд, обними меня, — внезапно просит.
Дважды о таком просить меня не нужно. Руки потянулись к ней быстрее, чем я смог осмыслить сказанное ею.
Притягиваю хрупкое тело к своей груди. Зарываюсь носом в волосах.
— Ты замёрзла.
— Немного. На полу, оказывается, не только жестко, но и холодно.
— Перебирайся в кровать. Не хватало, чтобы ты ещё простудилась!
Она разворачивается в моих руках и опускает голову мне на грудь.
— Сейчас станет теплее.
— По части упрямства тебе нет равных! — я крепко сжимаю её, пытаясь согреть. — Я тут подумал...
— О чем?
— Что ничего не знаю о тебе. Расскажи хоть немного. Пролей свет на свою таинственную личность.
Ассоль тяжело вздыхает, заметно напрягшись.
— Ох, Даймонд, даже и не знаю с чего начать.
— Начни с самого начала, так будет правильней. А кончишь когда-нибудь в другой раз.
— Да-а-а-аймонд, — придирчив ее тон.
— Знаю, я неисправим. Уж извини.
Она выдерживает паузу, но исповеди ждать долго не приходится:
— Когда-то мы были обычной семьёй. Отец переехал из Атланты и устроился хирургом в Джексонвилле. Собственно говоря, в госпитале он и познакомился с мамой. Они полюбили друг друга и сыграли свадьбу, а потом родилась я. Ещё через десять лет у них появились близнецы — Микаэль и Александр. Мы были счастливы. В городе папу знал каждый. Он был местным героем. Знал бы ты скольким людям он спас жизнь.
Ассоль вдруг смолкает. А на своей груди я ощущаю слабое жжение. Это ее слезы.
— Ш-ш-ш, можешь не продолжать. Я не настаиваю.
— Нет, я хочу рассказать! — категорично заявляет она. — Хоть кому-то я должна открыться!
— Хорошо, ты можешь открыться мне.
— В этой комнате когда-то жили близнецы… а после смерти папы и Микаэля, Алекс отказался находиться здесь. Он замкнулся в себе. С каждым днём ему становилось только хуже. Поэтому мы поменялись с ним комнатами. Сейчас он живёт в моей, а я перебралась в эту. Но я также не смогла спокойно находиться здесь до тех пор, пока мы с мамой не опустошили комнату. Поэтому здесь так пусто! — её ногти вонзаются в мое плечо с каждой секундой все глубже, но она делает это неосознанно, потому я стойко терплю. В такие минуты я готов отдать ей себя на растерзание, если буду уверен, что ей от этого станет лучше. — Даймонд, я не вынесу, если с Алексом что-то случится!
— Что я тебе говорил? Всё будет хорошо!
— Благодаря заслугам отца Алекса обеспечат самым необходимым. Я искренне надеюсь, что врачи сделают всё возможное, чтобы он жил как можно дольше. Но ты только представь, сколько в мире еще таких же, как Алекс? Скольким требуется помощь? Мне больно даже думать об этом. Порой жизнь так несправедлива…
— А ты не думай об этом! Если начнёшь анализировать, то не сможешь остановиться. Ты разочаруешься во всём: в людях, в науке, во всем, что тебя окружает. Но разочарование — не выход. Алекс смышлёный малый, он любит вас и свою жизнь, и он борется за нее. Это самое главное. Тебе остаётся лишь поддерживать его и верить в положительный исход. Он не должен видеть твои сомнения, иначе перестанет бороться.
