Ради меня сегодня он сделал свои первые шаги, да и судя по голосу старика, лечение однозначно идёт ему на пользу. А большего подарка и придумать сложно.
После обеда трель телефона почти не смолкала. Амели, Жека, Камилла… Ребята не скупились на добрые слова и на время сумели отвлечь меня от беспрестанных мыслей о Гере.
Цепочку поздравлений завершила мама. Незадолго до ужина она постучала в мою комнату, чтобы обнять и пожелать мне немного счастья. За эти годы она мастерски научилась прятать свои эмоции за маской безразличия, а я… Обдумав откровения отчима, я стала чуть терпимее относиться к маминой холодности.
Стоит тарелкам опустеть, а домочадцам наесться от пуза, как постепенно все начинают медленно разбредаться по дому. Отчим с бокалом красного занимает место в гостиной и, молчаливо царапая взглядом потолок, пропадает в своих мыслях, Ника, вдоволь наговорившись, утаскивает Ара в глубь дома, а мама задумчиво допивает кофе и острым ноготком елозит по экрану мобильного.
— Мам, — негромко зову её и от волнения кусаю губы. — Почему Гера не вышел к ужину? Из-за меня?
— Он уехал, — отвечает она, всего на мгновение оторвав взгляд от смартфона.
— Куда? Надолго? — Ничего не могу с собой поделать: порой моё любопытство гораздо сильнее меня.
Но мама не спешит отвечать.
— Вчера Вадим мне всё рассказал, — не оставляю попыток разговорить мать.
— Я знаю, — только и кивает она в ответ.
— Вам стоило сразу мне всё объяснить. — Комкаю в руках белоснежную салфетку и отчего-то боюсь посмотреть на маму. — Я бы поняла. Наверно.
Мама снова концентрирует внимание на экране мобильного, а я до боли вгрызаюсь зубами во внутреннюю часть щеки. Я снова солгала: ни черта я не понимаю… Изолировать меня от Геры и лишить родительской любви — вещи неравноценные, разве нет?
— Почему ты никогда со мной не говоришь? Чем я провинилась перед тобой? — Изо всех сил стараюсь не сорваться на крик, но сдержать слёзы не могу. Они катятся по щекам горькими горошинами и разбиваются о белую скатерть.
— Не говори ерунды, Тася! — В тысячный раз мама отмахивается от меня, даже не взглянув. — К слову, Вадим разрешил тебе задержаться у нас, пока не сдашь все экзамены.
— Мама! — Я всё же кричу. Впрочем, тут же стихаю: я говорю со стеной. Прячу слёзы, отвернувшись к окну, и равнодушно повторяю вопрос:
— Куда уехал Савицкий?
— Это не твоё дело, Таисия! — устало выдыхает мать и уже хочет встать, но, словно вспомнив о чём-то важном, замирает.
— У тебя есть отец, друзья, мы, в конце концов. У Геры — никого, — произносит с укором, постукивая идеальными ноготками по краю стола.
— Разве в этом есть моя вина́? — бормочу, задыхаясь от обиды, но мама, как всегда, меня не слышит.
— У тебя впереди целая жизнь, — продолжает она монотонно. — Яркая, интересная, наполненная событиями. У Савицкого она ограничена комнатой в этом доме и беспрестанным лечением. Не будь эгоисткой, Тася. Не усложняй Гере и без того непростую жизнь.
— А что, если я хочу помочь? — Я уже не жду ответа, просто пытаюсь понять.
— Ты? — Мама смотрит на меня недоверчиво, сжимая губы в жалком подобии улыбки, а потом мотает головой. — Не лезь к нему больше, ладно? Увидишь — отойди. Услышишь его голос — притворись, что вы незнакомы. И вообще, бери пример с Арика. Турчин научился ловко лавировать между нормальной жизнью и необходимостью в определённые моменты становиться невидимкой для Геры. И никаких проблем…
— Арик? — Чувствую, как брови невольно ползут вверх, а возмущение начинает зашкаливать.
— Что тебя удивляет? — хмурится мама.
Но теперь моя очередь молчать: какой смысл говорить о Турчине, если меня всё равно не услышат.
Не дождавшись моего ответа, мама поправляет полы кремового пиджака и, распрямив плечи, направляется к Мещерякову, а я возвращаюсь в свою комнату ни с чем. Запихиваю в рюкзак учебники и конспекты на завтра, в шкафу проверяю школьную форму, а потом бесчисленное множество секунд завороженно смотрю в окно, на ту самую лужайку, где ещё вчера дубасил тренера Савицкий, и никак не могу отделаться от мысли, что парню всё ещё можно помочь. И просто держать его взаперти — не выход! Со страхами нужно бороться или хотя бы научиться жить с ними рядом. Но советы давать легко, куда сложнее им следовать, а потому, стоит стрелке часов перевалить за девять вечера, я решаю начать с себя. Собрав волю в кулак и отыскав купальник, купленный мамой для школьных занятий плаванием, бегу к бассейну. Запрещаю себе бояться. Делаю вид, что не чувствую дрожи, пробирающей до костей, и сквозь оглушающий шум в ушах наспех переодеваюсь.
А чуть позже босиком ступаю по холодному кафелю навстречу своему главному страху — глубине. Чтобы хоть как-то отвлечься, смотрю по сторонам. Про себя отмечаю, что всё вокруг сияет небывалой чистотой, а от вчерашнего кровавого происшествия с Герой не осталось и следа. Замерев возле бортика, отчаянно поджимаю пальцы на ногах и заставляю себя дышать глубже. Между мной и моим страхом всего шаг, и если я сделаю его, если смогу, то сможет и Гера. Я в это верю, как пятилетка в зубную фею. Но чёртов бассейн слишком глубокий для моих страхов.
Понимаю, что не сдюжу. Я трусиха. Мне уже не хватает воздуха, а мир вокруг плывёт перед глазами мутными пятнами. Сквозь стиснутые намертво зубы прорываются неконтролируемые стоны, и лишь спустя мгновение осознаю, что они принадлежат мне. Уже хочу сдаться, накинуть на плечи мягкое полотенце и вернуться к себе, как со спины доносится насмешливый голос Ара:
— Решила искупаться, Тася? Не слишком ли поздно, мелкая? Хотя постой…
Панический ужас сменяется удушливым отвращением. Спину покалывает от въедливого взгляда Турчина. Стоять перед Аром почти голой — худшее наказание за мою безголовость.
— Совсем вылетело из головы, что ты уже взрослая девочка. — Подонок бесцеремонно подходит ближе. — Тебе теперь всё можно. Верно, Та-ся?
— Ты что здесь забыл? — отвечаю грубостью на его бесцеремонное вторжение на свою территорию. — Комната Ники этажом выше!
— В комнате Ники я уже был, а сейчас забежал к тебе, мелкая, чтобы поздравить, — тянет Турчин обманчиво мягко, напевая под нос всем известную песенку. А меня колотит, как от удара током, когда грубые пальцы
