Со временем у Тины появились любимые маршруты, места, улицы, которые, как ей казалось, успокаивали больше других.
Как-то зимой она гуляла по Чистым прудам и заметила женщину, сидящую на скамейке. Она удивилась — было очень морозно, поэтому гуляющих людей почти не встречалось, и уж тем более никто не сидел на скамейках. Она подошла к женщине и спросила:
— Вам плохо? Может, помощь нужна?
— Нет, деточка, но за заботу спасибо! Это сейчас редкость, — ответила, улыбнувшись, женщина.
На вид ей было около семидесяти, очень приятная, улыбчивая, с веселыми, задорными глазами пожилая женщина, которую ни бабушкой, ни старушкой никак нельзя назвать. Она была хорошо одета — каракулевая шубка, муфточка; уложенные в прическе под кокетливой, тоже каракулевой шапочкой волосы, румянец на щеках, обаятельная улыбка. Тина не удивилась, если бы под шубой обнаружилась блузка с камеей на воротничке и дорогая теплая шаль — образ старой аристократки, вынесенный из советских фильмов.
— Я гуляю каждый день, — пояснила женщина. — Быстрым шагом, в любую погоду, а эта скамейка — некий финиш моего маршрута, я отдыхаю здесь десять минут и уже спокойным шагом возвращаюсь домой.
— Я бы так не смогла! — проникаясь уважением, ответила Тина. — Каждый день, невзирая на погоду и настроение!
— Сможете, когда не захотите сдаваться возрасту и тому самому настроению. Мои десять минут прошли, — поднимаясь со скамейки, сказала она. — Может, прогуляетесь до моего дома и выпьете со мной чаю?
— Это, наверное, неудобно, — смутилась Тина. — И потом, небезопасно вот так приглашать в дом незнакомого человека.
— Я людей вижу сразу, меня очень нелегко обмануть. А вам, как я поняла, надо с кем-то поговорить!
И Тина согласилась.
Мария Захаровна, как звали ее новую знакомую, жила на Чистопрудном бульваре, в старом доме, в огромной, светлой, с высоченными потолками квартире.
Когда они вошли к ней, Тина вздохнула от восхищения и забыла дышать, так необыкновенно созвучна была ей атмосфера этой квартиры.
Мебели немного, но старая, еще прошлого века, добротная, из цельного дерева. Никаких слоников, вязаных салфеточек и, главное, герани, которую Тина почему-то терпеть не могла. Много книг в стеллажах до потолка, фотографий в рамках, стоящих на комоде и трюмо, огромный фикус в эркере, легкие занавески на высоких окнах, дубовый круглый стол, укрытый скатертью до пола, светлые акварели на стенах, какие-то необыкновенные статуэтки, шкатулочки, милые безделушки, еле уловимый запах роз, корицы, ванили.
Тина ходила по большой гостиной и дотрагивалась до вещей кончиками пальцев, преодолевая чувство неловкости, так неудержимо ей хотелось все это потрогать. В атмосфере и обстановке дома не было никакой вычурности, продуманности интерьера, гармоничный, непринужденный беспорядок, где каждая вещь дополняла другую, находясь на своем месте.
— Я вижу, вам понравился мой дом? — услышала Тина голос за спиной.
В это время она рассматривала акварель с авторской подписью, повернулась и, не сдержав восторга, ответила:
— Невероятно! Это очень созвучно мне внутри! Как бы это объяснить?
— Я вас прекрасно поняла. Это квартира моих родителей. Здесь почти все сохранилось, как было при маме. Кое-что добавила я, многое продалось во время войны и после, но в целом дух сохранен. Давайте, деточка, чай пить.
Были фарфоровые чашечки с блюдцами, хрустальные вазочки с вареньем, розетки, горячий чай в пузатом фарфоровом чайнике, серебряная сахарница — все то, что уносило Тину в прекрасную нереальность прошлого, успокаивая, умиротворяя.
Мария Захаровна поразила и покорила Тину сразу! Ей было семьдесят три года, и она прошла все, что только мог пройти вместе с этой страной человек, родившийся в двадцатые годы. Невероятно живая, остроумная, мудрая, о себе она рассказывала скупо, а вот Тину расспрашивала подробно о жизни, проблемах, трудностях.
— Знаете, Тиночка, я вижу очень многих людей, когда гуляю, да и встречаюсь со многими. Наш бульвар притягателен для размышления, туда часто приходят пройтись, подумать в одиночестве. Вы меня сразу поразили, у меня дальнозоркость, я вас издалека заметила. И было понятно, что у вас проблема, но вы боретесь! Вы пришли пройтись не для того, чтобы пожалеть себя, а чтобы набраться душевных сил для борьбы. И это замечательно! Как много я видела рыдающих девушек на этих скамейках, опустивших руки, поддавшихся обстоятельствам, и это печально! Поплакать иногда очень полезно, но только для того, чтобы оставить в прошлом все, что оплакиваешь, встряхнуться и идти вперед. Нельзя сдаваться, нельзя застревать в болевом моменте и жить только в нем. Вы, Тиночка, боец, но с этим, увы, тоже не следует перегибать. Становиться железной — значит утратить женственность. Нужно чувствовать грань между силой духа женщины и пробивной, таранящей силой в мужских играх. К сожалению, многие молодые женщины не умеют вовремя остановиться и пропустить мужчину вперед. — Она вдруг замолчала и улыбнулась. — Ну, вам это не грозит, в вас море женского очарования.
— Вы меня захвалили, — смутилась Тина.
— Ничего, это полезно иногда. Еще чаю?
— С удовольствием!
У Марии Захаровны было двое детей, пятеро внуков и трое правнуков. Вся семья ее обожала. Дети бегали к ней за советом и отсидеться от бед и напастей. Она принимала, вытирала слезы, а через несколько дней выпроваживала, объясняя свою позицию:
— От проблем нельзя убегать, надо идти им навстречу и решать, иначе так и пробегаешь всю жизнь. Ты успокоился, позволил себе передышку, поплакал, пожалел себя, и хватит — иди и побеждай неприятности.
Дети все время уговаривали ее переехать к ним, чтобы не жила одна, она категорически отказывалась.
— Мой любимый муж, с которым мы прожили всю жизнь, умер десять лет назад, — объясняла она Тине. — Он был единственным человеком, с которым я могла жить, делить быт и каждый день благодарить Бога, что мы вместе. Мы очень долго жили большой семьей, и у меня никогда не было возможности побыть одной. Я только недавно поняла, как это важно. Мне не бывает скучно одной, я хорошо обеспечена, и дети помогают. — Она рассмеялась: — Я разрешила себе быть эгоисткой, и наслаждаюсь этим, не задевая никого из близких, а это очень важно, чтобы не за счет других.
Так они познакомились и подружились.
Тина рассказала о Марии Захаровне Рите, но за семь лет они так и не встретились, общаясь только по телефону. Рита относилась к ней с огромным уважением и немного побаивалась.
— Она про человека все сразу понимает, — говорила Ритка, отказываясь идти в гости вместе с Тиной. — А я про себя всю правду знать не хочу, итак понимаю, что далеко не белая и не пушистая.
