– Что?
– Я покушать хочу, – вновь открыто улыбнулся парень.
– Для того мы и есть, – засмеялась Нинка. – Это ж не бильярдная.
– Куда можно сесть? К вам?
– А вон к окну. Оттуда кусок моря видно.
Парень сел и взялся за карточку меню. Просмотрел его бегло, а Нинка думала, что такой красавец, уж конечно, вниманием девушек никак не обделен и здесь, на вольном курорте, пару себе на время отдыха найдет запросто, не прикладывая к тому никаких усилий. Но он не был бабником, страстным и неутомимым охотником за женщинами – это она своим наметанным глазом определила сразу. У охотников всегда оценивающий, хищный взгляд и мутновато-сальная поволока в глазах, и каждое слово, хоть о погоде, хоть о музыке, всегда звучит со значением, со вторым, затаенным смыслом. Этот был простодушен и наивен.
Он заказал борщ, бифштекс и триста граммов крепленого вина. Заказывал неуверенно, и Нинка подумала, что с деньгами у него дела обстоят не очень.
Оказалось, что дела обстояли и того хлеще. Когда она поставила ему на стол салат, графинчик вина и борщ, он поднял глаза, вздохнул и сказал:
– Знаете, я ведь даже этого не потяну.
– Это как? Аппетита нет?
– Аппетит у меня, как у волка в суровую зиму. Я сегодня не завтракал, а вчера, кажется, не ужинал. Денежек у меня нет. Не смогу расплатиться.
– Веселые дела! – сказала Нинка, очень обрадовавшись такому повороту событий.
– Но вечером я получу перевод, – заторопился парень. – Обязательно получу. Я вам пока могу оставить свои часы или даже паспорт. Честное слово, очень кушать хочется.
Часы на тонкой, загорелой руке парня были дорогие, под залог вполне тянули.
– Не надо мне твоего залога, – просто сказала Нинка. – Я не ростовщик. Ты откуда?
– Из Минска! – обрадовался парень.
– Белорус, получается?
Ей было совершенно без разницы, какой он национальности, но хотелось что-нибудь узнать, хотелось потянуть этот разговор, чтобы... Она не знала зачем.
– Нет. Я русский. Селезнев Игорь Николаевич. Я здесь уже неделю, в Сочи была шахматная олимпиада, может, слышали, так вот я на нее и приехал. Олимпиада кончилась, и я решил еще недельку на солнышке погреться.
– Так ты шахматист? – спросила Нинка, припоминая, что о шахматистах ей недавно что-то говорили, что вроде бы они люди дельные, нужные и хорошие.
– Любитель, – ответил Игорь. – А вообще-то я кончаю университет. На следующий год диплом.
Вот так, сказал кто-то в голове Нинки. Шахматист, кончает университет. Как по заказу с небес парнишка свалился!
– А ты кто по гороскопу? – Внутренне Нинка напряглась от этого разговора, но все же изредка косила глазом в зал, чтоб видеть, не подошли ли еще посетители, ведь работа есть работа.
– Я Лев по гороскопу.
Так! И в этом то, что надо! Что надо по науке! И в этом парень подходил для осуществления ее планов! Господи, неужели наконец повезло? Правда, вроде бы молод... По отношению к Нинке молодоват, но ведь для ее планов, для ее ребенка это тоже очень хорошо!
– Лады, – сказала Нинка. – Не надо мне твоих часов, не надо паспорта. Получишь перевод, вернешь. Я тебе вместо бифштекса закажу жареную телятину, она свежая и вкусная, а то бифштексы у нас дрянные.
– Спасибо, – улыбнулся Игорь. И снова в глазах его не было ни сальности, ни тех зазывных намеков-сигнальчиков, к которым Нинка была приучена за годы своей работы официанткой. Славный парень. Еще не испорченный. Еще все впереди, когда бабы объяснят ему, что он красивый, ненавязчивый, явно, добрый по натуре. И лет через пять-семь из него получится обычный охальник, кобель. Замуж за таких выходить не посоветуешь и врагу. Будешь с ним до самой смерти горе мыкать, ревновать к каждой юбке, вранье его выслушивать, почему ночевать домой не явился. Нет, замуж за таких выходить только себе дороже. Да и смешно это, чтоб Нинка вышла за него замуж, тут и рассчитывать не на что. И старше его она годов на пять, и университет он кончает, да и шахматист, толк в мудрой игре понимает – жизнь приучила Нинку трезво и точно оценивать свои шансы в любых ситуациях. О замужестве тут и рассуждать нечего, если уж об этом говорить, то в данном вопросе ей бы чего попроще, но ребенка от такого парня заделать – это можно только мечтать...
Она забежала в подсобку и быстро поменяла прическу – подняла волосы кверху, отчего шея стала длинней и при этом выглядеть она стала моложе. Чуть подтянула гримерным карандашом веки к вискам, отчего се лицо приняло оттенок восточной загадочности. При этом она подумала, что ведь никогда не перепадает того, чего очень хочется. Никогда так не получается, потому что если все твои желания и на лице написаны, и в голосе звучат, то людей это пугает, и потому особенной, открытой и навязчивой настойчивости проявлять не след. Хоть это и курорт, хоть здесь нравы вольные, но все ж не настолько, чтоб кидаться на шею с первых слов знакомства.
Когда она принесла ему телятину, Игорь взглянул на нее снизу вверх и спросил:
– А вы ведь не местная?
– Из Москвы, – ответила она.
– А здесь...
– Заработать надо. Курорт, – туманно пояснила Нинка, сообразив, что тайны своей профессии объяснять ни к чему хотя бы потому, что они ему совершенно неинтересны.
– А ты где здесь устроился? В гостинице?
– Да. За три дня еще оплачено.
Три дня. Времени много. Три дня, а до этого он сказал, что собирается недельку погреться на солнышке.
Но в этот момент в зал, на Нинкино горе, вошла компания горластых немцев. При обычных обстоятельствах Нинка любила этих посетителей – немцы всегда ходили группой, и хотя про них ходила легенда, что будто бы они скупые, но Нинка знала, что это неправда и что немцы ничуть не скупее других. Но уж больно требовательны и капризны. Заработать с ними заработаешь, но придется побегать, и тут уж будет не до личных разговоров с другими посетителями.
Бегая от кухни к столу туристов, она приостановилась около Игоря и сказала:
– Ты как закончишь, меня под расчет не жди, иди на пляж. У нас с пяти до шести перерыв, я прибегу, искупаемся, «Изабеллы» выпьем, а вечером, если свой перевод получишь, то расплатишься. Ну а не получишь, так тоже приходи, не таскаться же тебе здесь голодным.
Он только улыбнулся смущенно, и Нинка побежала к немцам.
В пять часов она схватила в бытовке свой купальник и полетела на пляж. Но Игоря там не оказалось, сколько Нинка не разыскивала его среди загорающих и купающихся. Не объявился он и до шести. Тошно было думать, что человек только на дармовщинку поесть захотел, скверно было на душе оттого, что понастроишь вечно всякие планы, и ничего не свершается.
Ладно, дура ты эдакая, решила про себя Нинка, такая сказка не про тебя.
Вечерняя работа началась вяло и вялой должна была оставаться на весь вечер, потому что был вторник и неизвестно почему, но в этот день недели в «Черном тюльпане» никогда ажиотажа не было. Быть может, потому, что конкуренты в «Магнолии» по вторникам объявляли «вечер свечей», то есть выключали электричество и публика развлекалась при свете стеариновых свечек. А может, просто на вторник над рестораном «Черный тюльпан» нависал час простоя, час передышки, когда его ангел-хранитель отдыхал.
