***
В Диллан я приезжаю с наступлением сумерек. Я гнал из Вирджинии на всех возможных пределах. Тон Клем по телефону заставил мой желудок завязаться в узел, который ничуть не ослабел за время пути.
Что такого могло случиться, что она не захотела говорить по телефону? Мысли о том, что это что-то с ее здоровьем, терзали голову и мешали дышать.
Клем сидит на крыльце, когда я сворачиваю на подъездную дорожку и выпрыгиваю из джипа. Клем поднимается мне навстречу и, подходя ближе, я вижу ее покрасневшие от слез глаза. Я сгребаю ее в охапку, притягиваю к себе и зарываюсь лицом в мягкие волосы. Ладошки Клем ложатся на мою спину.
Возможно, я сдавил слишком сильно, но я нуждаюсь в том, чтобы физически чувствовать ее. Две недели я был этого лишен.
— Что произошло?
Я чуть отстраняюсь и с тревогой впиваюсь в ее лицо.
— Кое-что произошло.
Она опускает взгляд, нервно теребя рукава вязаного кардигана.
Господи, да она едва на ногах стоит! Нехорошее предчувствие внутри становится в миллион раз сильнее.
— Клем, ответь, что случилось? — мой голос дрожит, но мне плевать.
Она прикрывает глаза, а потом выдыхает:
— Я беременна.
Я открываю рот, но не издаю ни звука. Не могу понять: смеяться от облегчения или паниковать? Это шок. Но в то же время, беременность не так страшна, в отличие от того, что я напредставлял.
— Я думаю… Это… — я чешу затылок, не в состоянии закончить предложение. Такого я не ожидал. Даже предположить не мог.
— Мы справимся, — мне наконец-то удается совладать с речью. — Ты сама-то как к этому относишься?
Настороженно смотрю на Клем, потому что по ее лицу ничего не могу разобрать.
Она разводит руками.
— Не знаю. Это стало настоящим сюрпризом.
Я сухо усмехаюсь.
— Да уж.
— Может быть, мы этого не планировали, но это случилось.
Я осторожно киваю, ожидая, что она скажет. Последнее слово будет за ней, я должен буду принять любое ее решение. Только вот… я хочу этого ребенка, и, если Клем решит иначе, я буду разочарован.
Я знаю о малыше не более пяти минут, но этого достаточно, чтобы маленькое существо внутри Клем стало важным для меня.
— Ребенок означает большие изменения, — она слабо улыбается. — Ты готов к тому, чтобы твоя жизнь изменилась?
Не выдерживаю, и мои губы растягиваются в широкой улыбке. Мы говорим о ребенке — нашем с ней ребенке.
— Моя жизнь и так изменилась с твоим появлением. Дети — они же крохотные. Не думаю, что это слишком сложно.
Клем издает смешок, и я расслабляюсь. Целую ее в висок и с теплотой смотрю на нее.
— Боялась моей реакции? — догадываюсь я.
Она кивает.
— Жутко. Я, когда узнала, не представляла, что и чувствовать. Мы с тобой не говорили о детях, и я не знала, как ты можешь отнестись к этому.
Она смотрит себе под ноги, обхватив плечи руками. Я беру ее за подбородок, заставив посмотреть на меня.
— Я люблю тебя. Все в тебе. И пусть это не запланировано, но я также буду любить нашего ребенка, — опускаю руку и глажу Клем по пока еще плоскому животу. — Я уже его люблю.
Когда доктор Флин входит в кабинет, я протягиваю руку и сжимаю ладонь Клем, выражая ей свою поддержку. Она не находила себе места весь вечер, и утром, когда я забирал ее из дома, Мэри сказала, что Клем почти всю ночь не спала.
Будущей матери нужен полноценный сон, о чем я и сказал Клем. Но я и сам едва глаз смог сомкнуть. Из-за болезни Клем могли возникнуть осложнения. Мы хотели быть готовы к этому.
— Только, док, не тяните, пожалуйста.
Она улыбается дрогнувшей улыбкой, огромными от испуга глазами глядя на доктора. Даже меня бросает в холодный пот, когда замечаю непривычно опущенные уголки губ Флина.
Очевидно, он принес неутешительные новости.
— Клементина, — Флин вздыхает, сцепляя кончики пальцев на столе. Еще один тяжелый вздох, после чего продолжает, — мне жаль, но показатели не очень хорошие.
Мои руки дрожат, и я с силой хватаюсь за подлокотники кресла.
Наше будущее в руках этого человека, а я чертовски боюсь услышать, что он скажет дальше.
— Насколько? — Клем съеживается в кресле, ее голос едва разборчив.
— Я рекомендую прервать беременность.
Слова словно выстрел на поражение. Они не просто ранят — они убивают. Я знаю о ребенке менее сорока восьми часов. А теперь нам говорят, что мы должны избавиться от него.
Клем плачет: тихо, беззвучно слезы катятся по щекам. Мое сердце рвется в клочья от боли за нее, нашего ребенка, нас. Рушение нашей надежды.
— А если я не буду этого делать? — она судорожно вздыхает, сжимая руки на коленях.
— Это опасно, Клем, — док тепло смотрит на нее. — Риск слишком большой. Может произойти самопроизвольный аборт, у плода могут возникнуть патологии. Твое состояние может ухудшиться, — он делает паузу, но потом продолжает, — Твоя собственная жизнь может быть под угрозой.
— Вы говорили, что если… если я буду придерживаться лечения, смогу… жить нормальной жизнью, — она говорит с трудом, задыхаясь от слез. — Но что здесь нормального, если…
Она замолкает и, прикрыв глаза, трясет головой.
— Разве ничего нельзя сделать? — я смотрю на дока взглядом побитого пса. Собственные слезы перехватили горло и душат.
Пусть бы все оказалось кошмарным сном. Проснуться, увидеть счастливую улыбку Клем и не бояться, что можешь потерять все это в один момент.
— Может быть позже. Но сейчас это опасно.
Флин опускает глаза. Не будет никаких «позже». Риск того, что с Клем и ребенком что-нибудь случится, будет всегда.
***
Погода, подстраиваясь под наше состояние, тоже меняется. Ветер усиливается – и температура резко падает. Всю обратную дорогу Клем плачет, забившись в угол джипа. Я не трогаю ее, давая ей выплеснуть свою боль — моя же концентрируется внутри, кислотой разъедая все на своем пути.
Она попросила сразу поехать на озеро. Я и сам не знаю, как сейчас встретиться с ее родными и разделить с ними эту новость.
Это же я во всем виноват. Будь я более осторожен, ей бы не пришлось решать судьбу своего ребенка. Она бы училась на выпускном курсе и брала от жизни все. С ее-то энергией и умением радоваться каждому дню.
— Хочешь, я приготовлю тебе что-нибудь? — тихо предлагаю я, когда мы входим в дом. Не думаю, что кто-то из нас сейчас в состоянии есть, но Клем это необходимо, чтобы не упал уровень сахара.
Она качает головой, но ее изможденный вид не может не беспокоить.
— Клем, надо. Ты должна съесть что-нибудь. И тебе пора принимать таблетки.
