— Хорошо.
— Конни…
— Не надо, Дик. Все правильно. Да, я же тебе должна четыреста…
Ураган налетел, смял девушку, затряс за плечи, а в глаза — зеленые прожектора боли и ярости.
— Скажи еще хоть слово — и я тебя убью, Констанция Шелтон! Вот возьму и задушу своими руками.
— Дик…
— Я не шлюха, чтобы платить мне…
— Шлюхам платят за любовь. За нее я и не собиралась. За нее я могу только благодарить тебя, Дик Джордан. Я должна тебе за перелет на Багамские острова. Ничего больше. Да, десять баксов я удерживаю. Чемодан накрылся.
Он смотрел на залитое слезами и такое спокойное лицо девушки. Он умирал от боли и ярости. Он не мог без нее жить.
— Не бей, светлая… Не добивай. Нам нельзя вместе.
— Конечно. Ты все правильно решил. Я принцесса, ты чучело…
— Я не это имел в виду…
— Ну я чучело, а ты принц. Одно и то же. В мою жизнь ты не собираешься, а мне нет места в твоей. Все понятно и просто.
— Конни…
— Уходи. Уходи сейчас. Пожалуйста, Дик. Я не злюсь, не сержусь, не реву — я ничего не чувствую. Просто уходи.
Он недоверчиво смотрел на нее, но лицо Конни не дрогнуло. Она отлично владела собой.
Дик медленно оделся, подошел к двери.
— Конни… Я люблю тебя.
Метнулась занавеска, лепестки осыпались слезами с цветущего под окном куста. Рокот океана.
Она не плакала. Не звала. Не сожалела. Она лежала поперек постели, смотрела в потолок и улыбалась.
Вспоминала, как они ели жареных мидий. Пили мутную воду из кокосовой скорлупы. Любили друг друга в самый первый раз. И в следующий. И во все остальные.
Пора уезжать. Иначе, как Алиса, перерастешь сказку, и она лопнет. А вместе с ней лопнет сердце.
Она тепло попрощалась с мистером Босуортом, с доктором Легри, с постояльцами и служащими отеля. Обещала приехать еще. Дик Джордан проводить ее не пришел. До Майами она добралась на катере.
Серебристый лайнер взмыл в ослепительтное небо, унося на своем борту Констанцию Шелтон. Она возвращалась домой.
Рокси Жилье выпала из приятной дремоты, сдвинула с глаз дольки огурца и с неудовольствием уставилась на загорелую девицу, по-хозяйски швыряющую свои вещи на соседнюю кровать.
— Мисс, прошу прощения, но здесь уже живут.
Нет ответа.
— Эй, подруга, ты ошиблась домиком. Здесь место занято!
Нет ответа.
— Господи, иностранка, наверное… Надо все-таки запирать дверь! Мисс! Я вам говорю!
Загорелая девица безмолвно повернулась, подошла к приподнявшейся Рокси и высыпала ей на грудь пригоршню жемчуга.
— Это за чемодан. И вообще — я по тебе соскучилась.
Рокси закрыла ладонью рот, машинально сунув в него огуречные дольки. Три… пять… десять секунд она просто смотрела на загорелую девицу, а потом завизжала так, что зазвенели распахнутые окна.
— Ты!!! Это ты!!! Нет!! Это не может… КОННИ ШЕЛТОН!!!
Потом были слезы и объятия, поцелуи и взвизги, всплескивания рук, дикие пляски по комнате, опять поцелуи и объятия, и, наконец, две подруги уселись на кровати рядышком.
— Конни, я не умерла по чистой случайности. Это не ты. То есть это ты, но ты потрясающая. Немыслимая. Обалденная. Что творят Багамы! Тебя невозможно узнать. Господи, а где очки? Где линзы?
— Все расскажу, не спеши. Это долгая история. А линзы мне больше не нужны. Как-то так само вышло…
— Конни! А почему ты так рано вернулась?
— Рано, думаешь? Мне казалось, прошла целая жизнь.
— Да нет же, всего две недели! И такой загар, Боже милосердный. А волосы! А ноги! А фигура!
— Уймись, Рокси. Ты меня смущаешь. Волосы выгорели, но фигуру я не трогала.
Рокси прищурилась, подозрительно оглядывая подругу.
— Ты какая-то другая. То есть ты вообще другая, но в глазах что-то… Рассказывай!
Конни задумчиво накрутила локон на палец. Начать оказалось очень трудно…
Лето профессор Малколм провел изумительно. Жена и девочки уговорили его отказаться от курса лекций в Аризоне, и профессор впервые в жизни об этом не пожалел. Вместо пыльной Аризоны он махнул с семьей на Онтарио и два месяца вел абсолютно растительную жизнь. Связь с внешним миром поддерживал только через свою секретаршу, Джейн Смит, которой звонил раз в неделю. Сама Джейн с детьми и мужем проводила отпуск в родном доме. Шон и Карла ждали первенца, и Джейн рассказывала профессору в основном про то, как протекает беременность у ее невестки. Профессор кротко выслушивал еженедельные отчеты и передавал приветы.
В середине августа преподавательский состав постепенно начал собираться. Разморенный жарой университет оживал, составлялись учебные планы, по рукам ходили авторефераты ожидающих защиты дипломов и диссертаций. В один из таких дней профессор вспомнил о работе Констанции Шелтон.
Сперва профессор Малколм немного устыдился. Констанцию он не видел с весны, с того самого времени, когда они с Джейн задумали их неудачную авантюру. Теперь профессор искренне надеялся, что летний отдых пошел ему на пользу, и он без потерь перенесет встречу со своей лучшей студенткой.
Он перечитал работу и снова расстроился. Интересно, неужели она ухитрилась собрать фактический материал? Это просто немыслимо.
Профессор Малколм откинулся на спинку любимого кресла, снял очки и стал любовно протирать их замшевой тряпочкой. Возьмем себя в руки и займемся планом. Для начала разослать реферат всем преподавателям и профессорам, назначить предзащиту, потом защиту… предварительно встретиться, разузнать про Багамы. Что она расскажет про Багамы? Ферментно-ингибиторная активность… За одни термины ей можно давать степень.
Джейн Смит вошла с целой кипой бумаг и встала у правого плеча профессора, спокойная, благожелательная, уравновешенная и надежная. Профессору стало веселее. Джейн займется рассылкой, все будет хорошо…
Легкий стук в дверь, потом девичий голос:
— Можно войти, профессор Малколм? Вы не заняты?
Профессор забыл надеть очки и близоруко уставился на дверь, вернее, на того, кто в дверях стоял.
Высокая, стройная девушка. Что-то зеленое и летящее, открытые плечи. Грива золотистых волос. Стройные ножки в изящных туфельках. Это он различал, и довольно неплохо. Наверное, студентка из должников. Хорошенькие студентки всегда ходят в должниках. С точки зрения психологии это тоже объяснимо: кому хочется второй раз принимать зачет у какой-нибудь страхолюдины? А вот у такой, зеленовато-развевающейся, с медовыми локонами и точеными ножками, — почему нет?
В следующий момент Джейн Смит уронила бумаги. Нет, не выронила пару листков, не упустила папку. Уронила всю груду, просто выпустив ее из рук. Даже не сделала попытки наклониться и собрать, только прижала руки к груди и сказала севшим и счастливым голосом:
