и не мог исполнять, как бы парадоксально это ни звучало, роль хорошего сына. Уж не выдумал ли он свою депрессию, чтобы избавиться от этой роли? Да нет, история с брошенным магазином была подлинной, такого невозможно было придумать, Матье больше всего на свете любил свой магазин, и раз перестал туда ходить, значит, он действительно был болен.
— Надо будет его навестить, — вслух решил Сильвен.
— Кого это?
— Матье.
— Почему?
— Потому что мы месяцами с ним…
Нет, какими там месяцами, годами они не виделись. Сколько лет прошло, интересно? Два? Три? Насколько он охотно заезжал к Жану в Лондон на выходные, настолько же терпеть не мог приезжать в Гавр. А если и приезжал, то только затем, чтобы мельком повидать мать. Сколько раз он собирался заглянуть к нему в книжный магазин, но в итоге всегда забывал, так ему не терпелось поскорее вернуться в Париж.
— Как ты думаешь, он будет рад?
На лице Мишлин отразилось сомнение, она вздохнула и ничего не ответила. Тем временем огурцы сменились картофельно-мясной запеканкой, на которую Сильвен посмотрел с отвращением. Луи прекрасно готовил, его коньком были тонкие, легкие, изысканные блюда, которыми они угощались вдвоем или когда приглашали друзей. Зато по субботам они почти всегда выходили ужинать, открывая для себя новые рестораны.
— Ты что, так и не собираешься жениться? Вот уж не понимаю, чего…
— Мне пятьдесят один год, мама!
— Вот именно, у тебя уже нет времени на пустые развлечения, нужно подумать и о будущем.
Он усмехнулся, раздраженный ее настойчивостью, и вдруг ему захотелось признаться, что он находится в интимной связи с мужчиной. Но, конечно, разве она поймет? Сильвен смотрел, как она с аппетитом ест, и все же отметил, что мать похудела. Возможно, она получала удовольствие от пищи, только когда находилась в чьей-нибудь компании? Внезапно ему стало стыдно за собственное безразличие к ней. Почему так произошло, что он — и настолько быстро — отдалился от матери? Едва получив диплом бакалавра, он немедленно отправился продолжать учебу в Париже. Он мечтал о столице и знал, что раз уж он там оказался, то больше оттуда не двинется. Получив диплом врача, он открыл собственную практику, оброс друзьями. И совершенно перестал скучать по своей семье.
— Перед отъездом мне хотелось бы встретиться с твоим лечащим врачом. Справиться о состоянии здоровья, узнать, что за медикаменты ты принимаешь.
— Плохо лечат? Нет, что ты, ничего подобного! — запротестовала мать. — Персонал здесь очень корректный, просто я очень скучаю…
— В сумке, которую я оставил в твоей комнате, полно журналов с иллюстрациями. А еще шоколад и нуга. И колода карт, чтобы ты могла блеснуть своим талантом: я знаю, ты любишь поиграть, и у тебя это неплохо получается. Ты пока спокойно доедай десерт, а я пойду, увижусь с доктором. Хорошо? Потом я ненадолго заскочу к Матье, перед отъездом в Париж.
Он старался говорить очень отчетливо, чтобы она услышала, и она услышала, кивнув ему с видом побитой собаки.
— Когда ты снова приедешь?
— Скоро, мама. Даю слово!
Он встал, одновременно и с облегчением, и с чувством вины, что нашел предлог поскорее уйти. Обняв мать, он поправил шаль на ее хрупких плечах, но не посмотрел ей в глаза. Перед уходом из столовой обернулся и помахал рукой на прощание. Когда она вяло махнула ему в ответ, сердце Сильвена сжалось.
* * *
— Мы подошли к краю пропасти, — вздохнул Корантен. — Оборот продолжает снижаться. Если я возьму для сравнения документы за прошлый год в это же время, результат окажется впечатляющим.
— Но ведь все еще можно исправить, не так ли?
Стоявшая напротив Анжелика, казалось, не до конца понимала трагизм ситуации. Она добавила:
— Надя переделала витрину, которая стала просто великолепна! Кстати, люди так и толпятся возле нее.
— Мы вместе ее переделали, — уточнил Корантен. — Без вашего отца Надя немного робеет, старается ни в чем не брать на себя инициативу. Но она — отличный работник, когда под боком шеф. Ладно, я чувствую, что бесполезно спрашивать, когда он собирается вернуться?
— Разумеется, он вернется!
— И когда?
— Не знаю. Но я совершенно точно знаю одно: выпутаться можно. Люди не перестанут читать только потому, что отсутствует хозяин магазина.
— А вот тут вы как раз ошибаетесь. Наш магазин имеет ту особенность, что все распоряжения всегда отдаются одним человеком. Это Матье так захотел! Все идеи всегда исходили от него, и, надо сказать, все они были замечательны. Но вы же видите, что здесь ведется торговля далеко не только одними книгами.
— Неужели что-то зависит от прибыли чайного салона? — усмехнулась она.
— Да нет, я говорю обо всем в целом, об атмосфере! Клиенты нутром чуют в нем одержимого книголюба! Они его просто обожают, по его наводке приобретают массу книг и никогда не бывают разочарованы. Они приходят снова и просят новые книги. Когда Матье отсутствует, они всегда хотят его видеть, ищут его, поскольку хотят иметь дело именно с ним. И благодаря тому, что, ведя беседы, они проводят столько времени между книжными полками, они на книгах не останавливаются, а покупают и другое: набор красивой писчей бумаги, ручку или настольную игру. В торговле всегда так, Анжелика: одни покупатели привлекают других. И когда в магазине полно народу, который создает особую лихорадку приобретения, своего рода исступление, каждый чувствует это и соблазняется на покупку. Матье прекрасно умел это использовать. Больше того, он всегда был готов предложить что-то новенькое, возбудить интерес у публики. Он приглашал известных авторов на «послеобеденные презентации», и вы не поверите, это становилось событием, очередь растягивалась до тротуара. Скажите, сколько книг вы прочли с того времени, как ваш отец заболел? Две? Больше? И вы смогли бы о них поговорить с читателями? Что касается меня, скажу прямо: во-первых, мне некогда, во-вторых, я — не заядлый читатель, а в-третьих, это вообще не моя задача здесь. Но ведь я вижу, как себя ведут наши продавцы: они дают путаные, неубедительные и неоригинальные ответы на вопросы клиентов. Надя, скажете вы, — да она читает только детективы! Ну и как, по-вашему, мы должны выходить из положения? Матье глотал
