находимся.
– Вот здесь она сворачивается, – жмет Даня пальцами чуть выше копчика. Я судорожно вздыхаю и впитываю эти горячие прикосновения. – Пока я не делаю вот так… – вынуждая закричать, толчками вдавливает в меня пробку. Раз, второй, третий – я трясусь и стону, забывая о том, что мы можем упасть. – И так, кисунь… – пробираясь ниже, двумя пальцами в мое разгоряченное влагалище проскальзывает. С приглушенным стоном выбивает хлюпающие звуки похоти. – А потом… Так, Маринка… – крайне ласково направляет ладонь вверх. На спине совсем замедляется. – Вот так, Маринка… Я вытягиваю твою кобру сюда, – перебирает кончиками пальцем позвоночник – от поясницы до шеи. – Это твоя энергия, Марина. Твоя шакти [8]. Чувствуешь, как она горит, когда я тебя возбуждаю? Чувствуешь, маленькая… – выдыхая это, на миг прижимается губами к моим губам. А потом вновь восстанавливает зрительный контакт. Продолжая давить мне на позвоночник, добивает: – Именно так я управляю твоей коброй. Сейчас она ручная, Марин. Ты жаждешь взорваться в моих руках. И ты готова на все, чтобы этот взрыв произошел. Правда, кисунь?
– Правда…
– Тогда держись.
Я цепенею. Он накрывает мой рот своим и, качая бедрами, скользит по моей киске членом. Мне много не надо. Я ведь и без того уже долгие минуты пульсирую от накала своего возбуждения.
Но сейчас…
Когда во мне так много страха… Когда во мне так много похоти… Когда во мне так много удовольствия… Когда во мне так много любви… Тот самый, казалось бы, уже знакомый мне взрыв несет столь сокрушительный заряд энергии, что меня попросту на части раскидывает.
Я и кричу, и стону, и на всяк лад дергаюсь… Забываю обо всем. Хорошо, что Даня контролирует ситуацию. Без его помощи я бы свалилась с дьявольского колеса чудес, и даже не заметила.
Судорожное сжатие мышц ануса вокруг пробки продлевает и доводит мое блаженство до невообразимых амплитуд. Если бы Шатохин фиксировал успех своего задания, подозреваю, что все допустимые границы были бы пройдены мной.
Когда мы благополучно спускаемся вниз, и я оказываюсь перед ним на коленях, я все еще чувствую себя пьяной от любви.
– А как твоя энергия называется? – спрашиваю, придерживая пальцами разбухший до предела член. – Мужская…
– Шива, – шипит Даня, покусывая губы.
– Красиво…
– Приступай.
В этот раз процесс не ощущается таким шокирующим. Я просто выкатываю язык, беру член в рот и принимаюсь его посасывать. Мне нравится и его запах, и его вкус, и его божественная сила.
Жаль, вдоволь насладиться не успеваю. Даня стягивает в кулак мои волосы, грубо выдыхает мое имя и мощно кончает мне в рот.
– Обожаю тебя, Маринка… Обожаю…
– И я тебя, Дань… – шепчу задушенно, потому как он, очевидно, только ради моего ответа вытаскивает из меня член.
И лишь после этого помогает мне, наконец, избавиться от чертовой пробки.
Как и в прошлый раз, нежимся вместе в джакузи. Как и в прошлый раз, и там доставляем друг другу удовольствие. Как и в прошлый раз, на выходе ссоримся.
– Почему я не могу остаться?
– Потому что я ни с кем свою постель не делю, – высекает безапелляционно, натягивая на ходу вещи. – Кроме того… Не хватало еще, чтобы тебя хватились родители, – отводит взгляд, как будто ему резко стыдно становится. – Ну, или Чара…
Стыдно за связь со мной!
Мое сердце напитывает боль, словно губка – воду. Разбухает, тяжелеет и грозится сорваться с биологических тросов.
– Никто меня не хватится, – выталкиваю сердито, не в силах скрыть обиду. – Я сказала всем, что ночую у Янки.
– Ну, вот и ночуй у Янки, – парирует абсолютно равнодушно.
И меня, конечно же, накрывает.
– Вот так, значит?! – ору я.
– Как, Марин?! – рявкает он в ответ.
– Ты реально не понимаешь?!
– Нет, не понимаю, – разводит руками.
Мало того, что не понимает. Ему еще и пофигу, что я чувствую.
– Окей! – заключаю я крайне взвинченным тоном. – Вези тогда меня на нашу дачу.
– Зачем на дачу? – только сейчас конкретно так теряется в своем долбаном самообладании.
– Потому что Янки дома нет, – якобы спокойно отражаю я. – Она еще вчера на Занзибар улетела.
– Ну, блядь… – выпаливает Даня, как тот самый огнедышащий дракон. Взглядом меня тоже сжигает. – Не останешься же ты на этой гребаной даче в одиночку?
– Хм… – хмыкнув, задираю нос. – И почему это не останусь?
– Марина… – сочный гневный выдох-предупреждение.
Это кто еще нарывается?!
– Ладно, Дань… – улыбаюсь, вроде как, миролюбиво. – Ты так долго раскачиваешься, я устать успела! Уж как-нибудь сама доберусь, пока ты думаешь здесь.
– Марина…
О-о-о… Боже…
Больше гнева! Больше жести!
– Чао, Дань!
– Марина, блядь…
И выйти я, конечно же, не успеваю.
Не смеши, наивняк…
© Даниил Шатохин
Абзац. Беспросветная тупость.
Сука, что я вообще творю? Зачем остаюсь с ней на этой гребаной даче? Где мои мозги? Мертвый груз в башке. Тупой спам. В нужный момент ничего полезного.
Даже при учете, что я больше не сорвусь и не буду ее трогать, наше пребывание здесь вдвоем дурно пахнет. Нет, раньше я часто «нянчил» мелкую кобру, но это всегда было в ответ на просьбу кого-то из Чарушиных, и, естественно, мы никогда не находились в доме одни. Присматривал за всеми девчонками Чарушиных одновременно. И напряжения тогда никакого не ощущалось. Сейчас же… Сейчас, сидя перед телевизором с одной Маринкой, чувствую себя так, словно под нами диван горит.
Нервная система в моем организме превращается в колючую проволоку. И по ней, конечно же, несется ток.
– Хорошо, что ты остался, – выдает тем временем Маринка.
Закинув в рот сразу несколько штук своего любимого шоколадного драже, стынет на мне взглядом. Хорошо, что в том неясном освещении, которое сейчас дает плазма, увидеть выражение глаз проблематично. В остальном же… Лицо я держу.
– Хорошо? А чё вдруг? – иронично хмыкаю, упорно не желая принимать благодарность, которую кобра выражает интонациями. – Полчаса назад ты меня с визгами к черту гнала.
Маринка… Она, блядь, выкатывает нижнюю губу и строит ту мимими-гримасу, против которой мой контроль всегда, не прощаясь, валит на хрен.
– Ну, извини… –
