жмём её. В конце концов, не с наркоманом и не с альфонсом связалась. Такого мужика окрутила!
— Тома, у них восемнадцать лет разницы, — возмущённая мать никак не желала сдавать позиции.
— Значит так! — вдруг заорала тётка, — он что дед старый? Тридцать семь лет всего! Хватит ныть, Галя! Давай запретим ей, и кого она ненавидеть будет? Нас с тобой!
Тут, наконец, она обняла племянницу, чем окончательно завершила ссору:
— Плохо, что не рассказала сразу, но сделанного не воротишь. Мы с матерью всегда на твоей стороне. Жизнь рассудит.
— Мне так вас не хватало, — заревела Маша, после чего материнское сердце Галины дрогнуло, поэтому всё трое разрыдались с новой силой
Время шло, а Мороз старший как будто забыл о Казанцевой, совсем не давая о себе знать. Она уже понадеялась на то, что он забыл о своём жутком задании, и решила, что всё обойдётся.
Губернатор совсем растаял и снова превратился в того мужчину, с которым она познакомилась на летней террасе кофейни. Строгий ко всем, кроме неё, он как будто делал для девушки исключение, балуя и заваливая подарками. Зверел Горин только тогда, когда ревновал. А уж ревность и собственничество Александр Николаевич проявлял практически во всём.
— Может, переведешься на заочное?
— Почему? — удивилась Маша.
— Если останешься на дневном, то охранник с тобой на пары будет ходить. Ему полезно, — проворчал губернатор.
— Ревнуешь? — проворковала девушка, уже научившаяся вить из Горина верёвки и принялась разминать широкие плечи, став позади губернатора.
— Нет. Но дашь повод, шею сверну.
Теперь он как влюблённый жених, каждую свободную минуту посвящал ей, вплотную занявшись вопросом появления ребенка, но по закону подлости именно в тот момент, когда бдительность девушки была усыплена наступившей идиллией с губернатором, объявился Олег Сергеевич. Он позвонил ранним утром в середине июля и сразу перешёл к делу:
— Машенька, золотце, ты готова дать… мне интересующую информацию, — фраза была с явным подтекстом, говорящим о явной заинтересованности Мороза старшего в ней, как в женщине.
— Нет, Александр Николаевич не обсуждает при мне работу, — дрожащий голос выдавал, но она старалась говорить твёрдо.
— Котёнок, ты уверена? — мягко, даже как-то ласково спросил бизнесмен.
Сглотнув подступивший к горлу ком, выдавила:
— Уверена.
— Тогда до вечера.
Он положил трубку, не дожидаясь ответа, чем немало испугал Казанцеву. Целый день Машу не покидало ощущение того, что она крючке, а после обеда опасения подтвердились. Позвонила мама и со слезами рассказала о том, что Тамару сбила машина, скрывшись с места происшествия.
Уже в приёмном покое, когда тётка уснула после двойной дозы лекарств, унявших боль в поломанных ребрах и раскалывающейся после сотрясения голове, девушка решительным шагом вышла в коридор и, понимая, что пути назад нет, набрала нужный номер:
— Вот и ты Машенька… Как там тётя? — бархатный голос Мороза не оставлял сомнений, в том, что авария дело его рук.
— Записывайте. Только не трогайте больше моих родных. Лучше меня.
— Ты красивая, нежная девочка. У меня на тебя рука никогда не поднимется, разве что член. Жду информацию.
Уже позже, когда губернатор распорядился перевести Тамару в платную палату с лучшим персоналом, Маша дала волю слезам. Связанная по рукам и ногам, она совершенно не представляла, как поступить, поэтому просто цепенела от горя и беспомощности.
В голове девушки пульсировала единственная мысль: она предательница, сливающая губернатора врагам.
Рано или поздно он узнаёт… Что будет дальше, ей было даже страшно представить.
10
Казалось, на Александра Николаевича свалились все проблемы разом.
С разводом возникла заминка, и решение снова откладывалось, чему видимо были несказанно рады жена и дочка, все еще мечтающая о воссоединении родителей. На работе тоже всплыла куча проблем, и служба безопасности даже сделала предположение, что Горина кто-то сливает, этим немало взбесив губернатора.
— Саш, всех проверим, не переживай. Сука долго таиться не сможет, — успокаивал помощник.
— Это кто-то из новых, потому что всей старой команде я верю. Это же костяк.
— Найдем, шеф. Не стоит беспокоиться. Нам главное сейчас столице объяснить, почему с этим потоком не разобрались. Они, конечно, в курсе, но сам понимаешь… Выглядит, как будто утечка от нас…
— Решай, Юра.
Единственной отдушиной была Маша. Нежная и сладкая, она, наконец, стала прежней и теперь занимала все его мысли и свободное время.
Гориным овладело давно забытое чувство страсти и влюбленности. Ощущение того, что получил девственницу, да еще и полностью подходящую ему в постели, будоражило и пробуждало внутри какой-то собственнический инстинкт, который хотелось закрепить ее полной зависимостью и беременностью.
В конце концов, он, опытный мужчина, иногда еще видел в ее глазах желание освободиться и какой-то глубоко запрятанный страх. Вывод напрашивался сам собой: она все еще думала об освобождении.
Потягивая янтарный виски из тяжелого стакана, Александр Николаевич лениво размышлял над тем, что беременностью он убьет двух зайцев: во-первых получит долгожданного наследника, а во-вторых привяжет Машу.
Возможно она сама еще не подозревает, но Горин сразу видел наметанным глазом, что Машу ребенок сделает домашней и максимально послушной. Такая, как она просто рождена для того чтобы быть матерью: натуральная, нежная, красивая… Хотелось жениться и сделать Казанцевой не одного, а минимум троих младенцев и желательно друг за другом. Представив ее круглые, полные ужаса глаза, если она узнает о его планах, Горин вдруг расхохотался. Хотя куда она денется?
Он живо представил беременную Машу на кухне, хлопочущую над ужином и по телу вдруг разлилось невероятное спокойствие и тепло. Все это обязательно скоро будет. А пока можно хоть немного дать ей отвлечься.
Да и вообще больше нет смысла постоянно сидеть дома… После той самой памятной статьи прошло уже полтора месяца, поэтому город утих и привык к мысли, что губернатор аморальный тип, поправший институт семьи, а значит можно везде брать любовницу с собой. Пусть привыкают к той, которая скоро станет женой первого лица области.
Вечером они отправились вместе в один из уже хорошо знакомых Горину ресторанов, и хотя он привык ужинать дома, но иногда, скрепя сердце, можно было обойтись без так полюбившегося ему ритуала — есть приготовленную его студенткой пищу.
Маша была такой расстерянно-прекрасной в откровенном бежевом платье, что машине он не выдержал и выгнав водителя прямо на обочине задрал тонкую ткань и усадив себе на колени, глубоко и резко отымел ее до хриплого крика и запотевших стекол.
— Мне было больно, — обиженно пожаловалась Маша, пытаясь поправить свой помятый вид.
— Прости, малыш. Не сдержался, — покаялся обескураженный собой Горин, — сам не понял, что на меня нашло, не рассчитал силу… Не смей ходить без белья,
