дедушкой. Он очень важный для меня человек… как и ты.
Улыбаюсь мужчине счастливо, быстро и легко целую в губы, и вбегаю в квартиру.
Подальше от соблазна.
Вот я и стала женщиной! Мне всегда казалось, что во мне что-то изменится безвозвратно после потери девственности, но ничего не изменилось. Кроме того, что хочется упасть на кровать, и вспоминать крепкое, перевитое мышцами тело мужчины, сплетенное с моим.
- Завтра будет чудесный день! – радостно говорю я сама себе, и падаю на кровать. – И не менее чудесная ночь!
Вот только эта ночь оказывается не такой чудесной, так как снится мне Володя. И смотрит так укоряюще, словно я – самая распоследняя сволочь. Словно знает о том, что было между мной и Сашей.
- Привет, зайка, - Саша встречает меня у подъезда, и притягивает к себе для крепкого поцелуя. Обхватывает мое лицо ладонями, и хмыкает: - Я так и знал! Чего личико такое мрачное? Успела себя накрутить?
- Нет, Саш, все хорошо, - подмигиваю мужчине, и иду к его авто.
- Сомневаюсь. Дело либо в том, что вчера между нами случилось, либо, - он опережает меня, и распахивает дверь машины, - либо в Володе.
Хмурюсь от такой догадливости, которая мужчине не всегда в плюс идет, и отрицательно качаю головой.
- Врешь ведь, Аленка.
- Не вру, - спорю я, и смягчаю неоднозначность ситуации улыбкой.
Володя.
Да, я поняла, что он далеко не герой моего романа. И вообще не герой, а сплошная фикция. Вроде бы и неплохой мужчина, но теми качествами, которыми я его наделила, он лишь в моем затуманенном сладкой ватой воображении обладал. И все же…
… все же не отболело еще.
Привыкла я любить Володю, и от дурных привычек избавиться не так просто. Хотя можно ведь заменить одну привычку другой.
- А как дедушку твоего зовут?
- Гера, - отвечает Саша. – Ты ему понравишься. Он давно ждет, чтобы я его со своей девушкой познакомил. Все боится, что не дождется.
- А ты ни разу не приводил в дом девушку? – удивляюсь я.
И осознаю: я ведь о Саше вообще ничего не знаю. Только смутный факт, что он бандит. И все. А какие блюда он любит, какой цвет – его любимый, какие фильмы предпочитает… ничего не знаю. Это ведь важно!
Или нет?
- Приехали, - через двадцать минут мы, наконец, подъезжаем к добротному дому. Забор, по старинке, не металлический, а деревянный, зеленой краской выкрашенный. Чтобы аккуратный огород было видно соседям: свежевскопанный, только пара соток необработанных, а в остальном – красота.
И пахнет так упоительно: травами, весной, цветением.
- Наконец-то ты улыбаешься, - радуется Саша, глядя на меня, и я смеюсь от того, что весь мир обнять хочется.
- Сейчас бы соломенную шляпу надеть, или венок из полевых цветов, - делюсь я с мужчиной своими глуповатыми, но искренними мыслями, - и кружиться в поле.
- А затем свалиться на мягкую землю, и на облака смотреть, - добавляет Саша, на что я радостно киваю. – Зайка, деревенский воздух на тебя отлично влияет. Пожалуй, я знаю, где мы будем жить. А сейчас пойдем. Дед уже заметил нас, и если я немедленно не представлю тебя ему – отходит по спине дрыном.
- Или по заднице, - шучу я, и Саша серьезно кивает, но уголки губ подрагивают в улыбке.
- Или по заднице, - соглашается он.
И мы заходим во двор.
Дед, хоть и старый, но с локаторами у него порядок полный, наверняка, услышал звук мотора.
Мы с Алёной заходим в огород.
А дед выходит на крыльцо.
- Вон он, - шепчу Алёне, укладываю руку на ее поясницу. По тропинке веду к дому, смотрю на ее темные кроссовки. Зайка догадалась, что наряжаться не стоит, на каблуках она бы тут вся землёй измазалась.
Она идёт, откашливается. Чувствую, как узкая спина под моей ладонью напрягается, зайка волнуется, одергивает распахнутую кожаную куртку.
- Не бойся, Аленка, - успеваю сказать перед тем, как мы подходим к крыльцу. Повышаю голос и гаркаю. - Дед, привет!
- Орешь-то, как потерпевший, - он чешет ухо. Стоит, опирается на палку. Выцветшими глазами внимательно рассматривает Алёну.
- Здравствуйте, - зайка опять откашливается, - я...
- Это Алена, - спохватываюсь, подталкиваю ее чуть ближе. - Знакомься, Ален. Дед Герасим, можно просто Гера.
- Проходите, коли приехали, - он сторонится, и Алена поспешно поднимается по ступенькам, бросает взгляд на меня, словно проверяет, не сбегу ли.
Открываю для нее дверь, впускаю в дом. На крыльце задерживаюсь, вопросительно смотрю на деда.
- Рыжая, - говорит он помолчав.
Всего одно слово, причем малоинформативное, цвет волос Алены мне и так известен, но тут важна интонация.
А интонация у деда одобрительная.
Широко улыбаюсь, здороваюсь с ним за руку.
- Мы не завтракали, - говорю, заходя в сени. - Перекусим и поработаю, - сбрасываю кроссовки и говорю в открытую дверь. - Алена, сможешь пока погулять, дачный поселок небольшой, природа вокруг красивая.
Зайка тоже разулась, ходит по залу и осматривается.
Это самая большая комната в доме - гостиная, тут печка и кухонная зона, столы и диваны, в закутке умывальник, а вот удобства на улице.
- Дед старой закалки, - оправдываюсь, - вода горячая есть, а с санузлом не сложилось, - подхожу и обнимаю ее сзади, - слышала бы ты, как он палкой колотил, мол, только через его труп я тут ремонт затею. Я и воду-то провел, пока он в больнице лежал.
- А дрыном я тебя за твоё самоуправство так и не отходил по спине, - ворчит дед, вдвигаясь в гостиную. - Мне зачем эти ремонты, всё у меня есть, хорошо живу, всю жизнь так прожил, - гордо заверяет он. - Стучит палкой по полосатым половицам, идёт к печке. - Руки мойте.
Зайка послушно направляется к раковине. Открывает воду, искоса смотрит на меня.
- Строгий он у тебя, - лукаво шепчет, сверкает глазами.
Прячу улыбку.
Кажется, я в ней не ошибся, и старенький дом с туалетом на улице ее не смущает.
А это главное, на самом деле - что нос она сейчас не морщит, потому что деда я не стыжусь, я им, наоборот, очень горжусь, он мне отца заменил.
Дед накрывает на стол.
- Чем помочь? - вытираю
