Та пихнула в бок ночник, и тот закачался на самом краю.
Даня, путаясь в одеяле, качнулась вперед. Запястья врезались в стену по обе стороны от головы Якова, а пальцы соорудили над его макушкой «домик», чтобы укрыть от удара. Ночник, царапнув кожу, прокатился по ее руке и бесшумно рухнул на постель.
– Фух… было близко.
Точно, близко. И особенно эти глазищи. Может, виноват был свет, проникающий сквозь мутное оконное стекло, или захлестнувшие его эмоции, но глаза Якова утратили оттенок зелени и теперь были полупрозрачными с мелкими расплывающимися по радужке голубоватыми пятнышками.
Даня практически прижала Якова к стенке. Как бесхитростный коллекционер пришпиливает к картонке радужную бабочку. Или как бугай зажимает в уголке приглянувшуюся ему симпатюлю. Ей стоило преодолеть всего пару сантиметров, и губы могли бы коснуться бледной впалой щеки. И может даже добраться до уголка нежных бледно-розовых губ. И было бы приятно пройтись пальцами по снежно-белому выпирающему плечу, с которого вновь сползла футболка…
«Ё-моё, да он феромонами фонит на километр вокруг», – ужаснулась Даня, но пялиться не прекращала. Если гаденыш даже после сна казался образчиком наивысшего эстетического любования, то страшно подумать, как он выглядел в обычном состоянии.
– Надо пришпилить тебя к стенке ниндзюцу и шарахнуть банкаем, – выдавила Даня, с трудом заставляя ладони отлипнуть от обоев и освобождая Якова из кольца своих рук.
Напряженное выражение на лице Якова сменилось любопытством.
– Ты мне угрожаешь? – неуверенно спросил он.
– Да ни в жизнь. Всякими напрягами не занимаюсь. – Не объяснять же Принцессе, что она понахваталась таких словесных конструкций с подачи Лёли и его ежедневной порции японских мультяшек.
На заверения Яков никак не отреагировал. Хотя его взгляд выдавал крайнюю заинтересованность. Даня проследила за возможной траекторией его проникновенных зырканий. Ее майка задралась, обнажив живот. А этот мелкий упырь беззастенчиво пялился на ее оголившийся живот.
Возмущенно засопев, Даня быстро оправила майку, потянув края ближе к поясу. Взгляд Якова немедленно переместился в район ее груди. Из-за смещения ткани декольте перестало быть скромным и стало демонстрировать больше плавных линий, а еще выпуклостей и углубление ложбинки.
Если ранее Даня не находила в своем теле ничего выдающегося – ни сексуальных изгибов, ни грации, ни женственности, а грудь воспринимала по типу «один мешочек на пенечек – вот и вышел бугорочек», – то сейчас полюса ее восприятия резво подпрыгнули и сменили местоположение. То, что раньше казалось несущественным, внезапно прорвалось на первый план. Ощутимой затрещиной по затылку пришло осознание того, что кто-то здесь девушка, а кто-то парень. Неважно, что границы половой принадлежности безбожно затерты. Они вместе. В одной постели. И еще ни один из ее бывших не пялился на нее с таким цепким вниманием, даже когда она была обнажена по пояс. А этот изучал ее, словно картинку эротического содержания.
Ну, хорошо, возможно, или даже на сто процентов точно, что в мыслях мальчишки не было и намека на что-либо эротическое. Но Дане все равно было жарко.
«Он же мальчишка. – Даня скомкала перед собой одеяло в попытке укрыться от пытливого взгляда. – В нем, блин, женственности в сотню раз больше, чем во мне. Она у меня вообще нулевая. Чего я разнервничалась? У нас тут девчачья вечеринка. Веселье в самом разгаре. Еще чуть-чуть и будем друг другу ногти малевать».
– Собираться надо. – Она огляделась, не зная, за что браться в первую очередь. Предстоящие утренние сборы еще никогда не казались настолько тяжелыми.
– Я хочу какао.
Из уборщицы в служанку. Как славно, что всего через пару часиков этот упыреныш исчезнет с ее горизонта.
Даня, следя за тем, чтобы не мелькнуть ненароком какой-нибудь обнаженной частью тела, принялась спасать ноги от пут одеяла.
– Дань, – донесся из коридора приглушенный голос Киры. – У Геры с Лёлей классные часы. Я их отведу пораньше.
Шуршащие шаги, – братец любил по утрам напяливать шлепки, – приблизились к двери.
Дверь. С замком. Но у Дани не было привычки запирать ее, делала она это крайне редко.
Не озаботилась она этим и вчера вечером.
Эта встреча должна была состояться по-другому. Совершенно не так.
– Я не одета!
Очертив телом эффектный полукруг разворотом, Даня попыталась спуститься на пол, забыв, что так и не избавилась до конца от одеяла. В последний момент она накренилась, ища за что бы зацепиться, однако хорошую опору обещал ей только пол. Но лишь после болезненной встречи.
В ее запястье вцепилась рука. Яков рванул вперед с явным намерением помочь, вот только на жгучее прикосновение кожи к коже Даня отреагировала совсем не так, как должна поступать благодарная спасаемая. Он потянулся к ее талии, чтобы удержать, а она со всей дури пихнула его свободной рукой в грудь – подальше от себя. Яков, не ожидавший отпора, тоже потерял равновесие, и они с грохотом рухнули на гостеприимно ожидавшие их внизу диванные подушки.
– Спасибо за завтрак… – Кира замер в дверном проеме.
Утро добрым не бывает. Особенно, когда в твою грудь вжимается чье-то лицо…
Глава 9. Несветлое прошлое
Для взрослого парня Яков был слишком легким. Даня уже успела оценить вес мальчишки, когда при попытке побега от Глеба он сиганул с балкона, и она сумела некоторое время продержать его на весу. Кожа, кости да светлые лохмы. Большую часть его массы наверняка составляло необузданное высокомерие, а остальное – так, свечки на торте. Вот и сейчас Даня, быстро оправившись, уперлась ладонями в плечи Якова и без особых усилий приподняла его над собой. На побелевшем лице мальчишки появился нежно-розовый румянец. Щеки словно коснулся морозец, но сделал это ласково и осторожно, чтобы не повредить чувствительную кожу.
Выдохнув с такой силой, что, будь у Дани накладные ресницы, их бы подчистую снесло, Яков уместился на девичьих коленях и попытался что-то сказать. Однако Дане было не до разговора по душам. Может, Яков и не каждый день удостаивался чести приплюснуть к полу хорошенькую девушку (что кажется странным при его-то внешних данных) и для него это целое событие, то ее намного сильнее волновал сгусток необузданной эмоциональной напряженности, который воплощала в себе фигура на фоне дверного проема.
Картина масляными красками: Даня на полу, а сверху – тощий парень, плотно прижимающийся к ней всем телом. Смена сцены: она его отталкивает, но тот не особо стремится прервать контакт, по-прежнему продолжая придавливать ее собой. Ничего из этого показаться невинным
