землю и понимаю, что я все еще полностью одет. Я даже не переоделся и не почистил зубы прошлой ночью. Поняв это, я направляюсь прямо в ванную и принимаю горячий душ, чищу волосы и зубы, затем надеваю спортивные шорты и футболку.
Я открываю дверь и направляюсь на кухню, и первое, что я слышу, это хихиканье. Такие озорные смешки, которые означают только одно.
Девочки замышляют что-то плохое.
Когда я сворачиваю за угол на кухню, я обнаруживаю, что Ари и Кеннеди сидят за столом с Джульеттой и рисуют на больших белых холстах.
У нас вообще есть такие? Джульетта, должно быть, подобрала их.
— Доброе утро, — ворчу я. Кофе — единственный способ выжить сегодня. Если бы Рид мог услышать меня прямо сейчас, он бы назвал меня киской, но я чувствую себя так, словно меня переехал мусоровоз. Я направляюсь к кофе и наливаю чашку черного.
— Доброе утро, папа! Ты хорошо спал? — спрашивает Ари.
— Да, жучрк, спасибо. Что вы двое задумали?
Кеннеди показывает мне свою кисть. Она вся в краске. На ней может быть больше краски, чем на холсте перед ней. Тем не менее, она все еще такая милая, что у меня болит сердце.
Мои девочки. Мой Мир.
— Мы рисуем картины для людей в доме престарелых моей бабушки. Чтобы скрасить их день. — Джульетта отвечает. Она избегает зрительного контакта и не спускает глаз с девочек и их картин.
Да, я всё испортил. Мне нужно поговорить с ней наедине, чтобы хотя бы поговорить с ней о прошлой ночи.
— Да, папа. Смотри, я нарисовала нас. Меня, тебя и Кеннеди, и смотри, я добавила Джульетту! — Ари сияет, показывая мне холст перед собой.
— Смотри, папочка, — говорит Кен.
Я не могу сказать, что это за фотографии, но они так гордятся ими, что моя грудь тоже наполняется гордостью.
Ари хмурит брови, прежде чем сказать: — Должна ли я добавить дядю Б? Думаешь, он разозлится, если его не будет на моем рисунке?
— Нет, я думаю, что дяде Б понравится любая фотография, которую ты сделаешь, даже если он не на ней. Я думаю, что людям в том доме они понравятся.
Джульетта улыбается, но улыбка не достигает ее глаз. — Я планировала взять их с собой, чтобы встретиться с моей бабушкой, когда ты уедешь. Она умоляла познакомить её с девочками, и я думаю, что им это понравится.
— Конечно. По мне, так звучит неплохо.
— Да! Я не могу дождаться, папа.
— Я тоже!
— Это потрясающе. Я уверен, что вы, девочки, получите удовольствие, — улыбаюсь я девочкам, прежде чем повернуться к Джульетте. — Джульетта, могу я поговорить с тобой на секунду?
Она выглядит так, как будто действительно может сказать «нет», но кивает и идет в гостиную, не оборачиваясь.
— Скоро вернусь, девочки. Продолжайте рисовать свои прекрасные картины.
Когда я вхожу в гостиную, Джульетта сидит на подлокотнике дивана, скрестив руки на груди. Я могу сказать, что она не в настроении для моего дерьма сегодня, и я чувствую себя еще хуже из-за того, как все прошло прошлой ночью.
— Джульетта, прости.
Ее лицо каменеет, и я понимаю, что она понимает мои извинения не в том контексте.
— Подожди, мне жаль, что все произошло так, как произошло. Не то, чтобы это произошло. Послушай, Джульетта. Очевидно, между нами что-то есть. Ты это почувствовала, я это почувствовал, и нет смысла это отрицать. Но то, что между нами что-то есть, не означает, что мы должны действовать в соответствии с этим.
— Значит, ты говоришь, что это была ошибка? — тихо говорит она.
— Нет, это не так. Нет. Я просто не хочу рисковать профессиональными отношениями, которые у нас есть. Ты лучшее, что случилось с нашей семьей, и я действительно серьёзен. Ты обращаешься с ними так, как не знаю даже я. Мы не можем потерять тебя.
Мысль о том, что я могу ее потерять, вызывает у меня приступ паники. Я даже не хочу думать об этом. Я не могу. И я чертовски ненавижу то, что поставил нас обоих в ситуацию, когда это могло случиться. Что мы поставили под угрозу ее пребывание здесь.
Она смотрит на свои руки на коленях и мгновение сидит тихо, прежде чем снова взглянуть на меня.
— Ты прав. Так что с этого момента всё строго профессионально.
Я киваю.
Даже если это последнее, чего я хочу, так и должно быть. Мы не можем снова быть слабыми.
— Строго. Нет смысла доставлять дискомфорт или неловкость. Мы оба взрослые. Мы приняли решение сделать это, и мы можем оставить это без внимания.
— Почти так, как будто этого никогда не было.
Я качаю головой: — Прости, Джульетта.
Она встает с дивана и проходит мимо меня: — Не извиняйся. — Когда она вернулась на кухню с девочками, я все еще не чувствую, что сделал правильный выбор.
Черт, я уже даже не знаю, какой правильный выбор. Я застрял между тем, чего я хочу, и тем, что нужно моей семье. В конце концов, я должен выбрать, что лучше для девочек и для моей карьеры, как бы сильно я ни хотел пересечь черту с Джульеттой.
Я просто надеюсь, что она может понять, почему.
Лиам уходит, чтобы вернуться на дорогу, и жизнь снова налаживается. Я бы солгала, если бы сказала, что мне совсем не грустно, когда он уходит. Всякий раз, когда он дома, в доме счастливее. Всегда гудит от волнения, и в первые дни, когда его нет, над всеми нами висит что-то тяжелое.
Еще хуже, что он был дома в это время в течение недели. Во время Прощальной недели нет ни тренировок, ни игр, так что он провел свою первую полную неделю дома за несколько месяцев, и девочки получили ее. Им нужно было время с ним. Это приспособление от того, что он постоянно дома, к тому, что он больше в дороге, чем дома.
— Джульетта, как ты думаешь, они захотят стать моими друзьями? — спрашивает Ари, крепко сжимая мою руку. Я могу сказать, что она нервничает. Кен слишком маленькая, чтобы понять, но она взволнованно подпрыгивает. Как только мы доходим до входа, я останавливаюсь и приседаю на корточки на уровне глаз Ари, держа ее руки в своих.
— Ари, они полюбят тебя. Нет причин нервничать. Моя бабушка и ее друзья — самые милые люди, и они не могут дождаться встречи с тобой.
Она кивает и делает глубокий вдох.
Эта
