на Мэддокса.
Мэддокс жадно поглощал меня, ухмыляясь, его лицо блестело от моих соков. Я наблюдала за ним, продолжая тереться своей киской о его губы. Мне нравилось, насколько пошло и неправильно это было. И это – Мэддокс – могло стать моим спасением или же моим грехопадением, которого многие так ждали.
Я продолжала стоять на коленях над ним, моя грудь тяжело вздымалась.
Его губы и подбородок блестели.
– Видишь, я же говорил, что заставлю тебя кончить мне в рот.
– Ты же понимаешь, что это звучит отвратительно, верно?
Но в глубине души я была ужасно возбуждена. Мэддокс был под запретом, груб и свободен от условностей. Он должен был стать средством для достижения цели, но в то же время я не могла заставить себя чувствовать вину за то, что наслаждалась этим.
Мэддокс поднял голову и высунул язык. Провел его кончиком по моим складкам, а затем взял одну из них в рот.
– Ну и кто может это не любить? Особенно, если это так вкусно.
Я встала, футболка вновь сползла до колен, скрывая наготу. Мои ноги были липкими, а клитор пульсировал от полученного оргазма.
Мэддокс медленно сел.
– Ты не отплатишь мне тем же?
Я приподняла бровь.
– Почему бы тебе не попросить об этом кого-то из клубных девушек? – Несмотря на грубую нотку в моих словах, мысль о том, что Мэддокс мог уединиться с другой девушкой, меня не устраивала. Он сел, его джинсы были натянуты в области паха. Вспомнив пирсинг и его греховно сексуальное тело, я ощутила желание встать перед ним на колени и сделать то, о чем он попросил, но гордость удержала меня на месте. Мэддокс достал сигарету и поднялся с таким видом, будто ему было плевать. Пожав плечами, он неторопливо направился к двери.
– Как хочешь. Я знаю подходящую девушку, которая отсосет мне.
Раскаленный ком ярости вырос в моей груди.
– Если ты сделаешь это, то… – закипела я, не совсем понимая, чем собиралась ему угрожать. Мы не были парой, поэтому я не могла расстаться с ним. Мы были не больше, чем просто пленница и похититель, что делало ситуацию еще более нелепой. У меня не было ничего, чем я могла бы его шантажировать.
– То что? – спросил Мэддокс, поворачиваясь с довольной ухмылкой, словно моя реакция была частью его плана. То есть он обманом довел меня до эмоционального всплеска?
Я не могла в это поверить. Покачала головой с полным отвращением.
– Мне все равно. Делай все, что пожелаешь. Мне нет дела до того, что ты позволяешь всем этим старушкам… – я хотела сказать что-то грубое, чтобы соответствовать ему, но слова застряли у меня в горле, – … делать с тобой все эти гадости, – застенчиво закончила я, и мое лицо вспыхнуло.
Улыбка Мэддокса стала еще шире и самодовольней, отчего захотелось задушить его золотой цепочкой на его шее.
– Делать все эти гадости? – повторил он, ухмыляясь во все зубы. – Отсасывают мой член – вот, что они мне делают. Не можешь произнести эти слова, Белоснежка?
– В отличие от девушек, которых ты выбираешь для выполнения своих приказов, у меня есть манеры.
– О, у тебя есть манеры и много высокомерия, соответствующего им. Разве ты не чувствуешь себя лицемеркой, критикуя этих девушек, когда твоя киска все еще влажная от моего волшебного языка?
Он был прав, но я не могла это признать.
– Они сами выбрали такой образ жизни. А меня похитили. У меня нет выбора.
– Когда ты оседлала мой рот, как чертова наездница родео, это было твоим выбором, принцесса. И твои соки на моем языке тому доказательство.
Так же часто, как его грубость заводила меня, она и раздражала.
– Эксперты называют это стокгольмским синдромом [15], – пробормотала я, ненавидя свои щеки за то, что они еще больше покраснели оттого, что я чувствовала себя пойманной. Хоть я и говорила себе, что это было лишь частью плана по переманиванию Мэддокса на мою сторону, я все равно слишком сильно наслаждалась нашей близостью, чтобы ссылаться на стратегию. Я чувствовала себя распутной, сексуальной и неприличной, какой никогда не чувствовала себя с Джованни. Я словно освободилась от оков, которые тяготили меня больше, чем я думала.
– Это чушь, Белоснежка. Не считай меня за дурака и уж точно не считай себя бесхребетной. Ты бы никогда не позволила какому-то чертову синдрому определять твои действия. Сомневаюсь, что кто-то или что-то может заставить тебя совершить то, чего ты не хочешь. – Мэддокс сделал паузу. – И ты хочешь меня. В твоей чопорной светской жизни тебе бы никогда не позволили поразвлечься с кем-то вроде меня, но теперь у тебя появился шанс, и ты жадно воспользовалась этим, уцепившись за него своими идеально ухоженными ногтями.
Он был прав. Я хотела его. В кои-то веки я чувствовала себя свободной от правил Семьи. Это была территория, неподвластная никаким законам. Меня никогда не обвинят в том, что я делала здесь, пока была в плену.
Это была трусость, нежелание рисковать привычной жизнью.
Глаза Мэддокса прошлись по мне, заставляя вновь почувствовать жар.
– Тебе даже не нужно это говорить. Я знаю, как сильно тебе хочется стать более развратной со мной, показать свою внутреннюю роковую женщину [16], которую ты прячешь под обликом Белоснежки. – Его улыбка стала еще более пошлой. – Разве тебе не любопытно?
– Это ты про свои гениталии? – сказала я саркастически.
Мэддокс громко засмеялся, и мне это начало слишком сильно нравиться.
– Не совсем те слова, которые я бы выбрал, но да.
– Нет, спасибо. Любопытство до добра не доводит [17].
Его улыбка стала шире. Боже, улыбка никогда раньше не заставляла меня чувствовать себя так, словно все внутри меня охватил огонь.
Мэддокс сунул руку в джинсы и высвободил всю свою длину. Я не могла отвести взгляд, как бы ни хотела. Пирсинг на его кончике привлек мое внимание и не отпускал. Мэддокс несколько раз провел пальцем по блестящему куску металла, потирая головку.
Я подошла ближе.
– Ты серьезно собираешься сделать это прямо у меня на глазах? У тебя совсем нет стыда?
– Тут нечего стыдиться, Белоснежка. Но, если ты так беспокоишься о моем достоинстве, то помоги мне.
Я помотала головой.
– Ты невозможен и груб, и абсолютно бесстыден.
– Виновен по всем пунктам. А вот ты трусиха, лицемерка и лгунья.
Я прищурила глаза.
– Нет.
Но я была такой. Мэддокс обхватил меня за шею и потянул вниз, пока мне не пришлось опереться одним коленом на матрас.
– Да, – пробормотал он, прежде чем поцеловать. Мэддокс продолжил двигать рукой по всей своей длине, и когда я наконец отстранилась от поцелуя, мой взгляд метнулся вниз, где его рука скользила по члену.
Мой рот наполнился слюной от вида того, как напрягаются мышцы Мэддокса при каждом движении.
– Трусиха.
– Заткнись. Можешь не дразнить меня, чтобы я прикоснулась к тебе. Я дотронусь до тебя только тогда, когда сама захочу этого.
– Конечно, – сказал Мэддокс. Я услышала едва заметную нотку сарказма в его голосе, поскольку не могла обращать внимание ни на что, кроме ритмичного движения его руки вверх-вниз. На кончике его пальца собралась капля жидкости молочно-белого цвета.
– Ты невозможен! – вскипела
