— Артём, я занята. Говори быстро, пожалуйста.
— Надин, я знаю, как ты ко мне относишься, но нам нужно встретиться и обсудить дальнейшие планы.
— План — развестись, Артём. Больше обсуждать нечего. Это всё? — Он молчит. Тогда я прощаюсь и кладу трубку.
После ночного бдения у пьяного тела своего мужа у меня нет никакого желания разговаривать с ним. Зачем весь этот цирк? Вытащил Сашку перед самым вылетом, на жизнь ему жаловался, на судьбинушку свою. Кубики у мальчика не складываются, приголубьте бедосю!
Утром я была слишком разбита, чтобы пойти в бассейн и теперь у меня ломка — не хватает эндорфинов. Надо тогда ударить по двойной дозе сладкого. Или вовсе заменить горячее десертом? Ухмыляюсь, представив себе реакцию на такой обед Артёма. С его-то скрупулёзным подсчётом КБЖУ! Господи, как же хорошо! Сама себе хозяйка, хочу — халву ем, хочу — пряники. Не видно, пожалуй, штабелей мужиков, но, да и ни к чему они мне. Эхх…
Беру свою сумочку, надеваю плащ и иду к девочкам в турагентство. Со времени моего переезда в этот офис мы сдружились и часто вместе ходим обедать в кафе неподалёку. Те просят занять столик и как только разберутся с клиентом, сразу ко мне присоединятся.
С утра зарядил дождь, и я радуюсь, что надела резиновые сапоги. Раскрываю большой красный зонт, спускаюсь с крыльца бизнес-центра и с наслаждением ступаю в огромную лужу. Я слышу сочный «чвак» и бреду по воде. От меня расходятся волны, будто мои ноги — крейсеры в океане. Так и хочется подпрыгнуть повыше, а потом плюхнуться в воду, — и расплескать её во все стороны! Вверх, вбок, на себя! Я тихонько прыскаю, вспоминая, как раньше мы с Тимофеем выбегали под летний дождь и скакали по всем лужам, которые только попадались. Возвращались домой, измазанные в грязи по самые уши, одежду — хоть выжимай. Артём смеялся, говорил, что сын уродился весь в мамочку, такой же свин, и безуспешно пытался убегать от нас, когда мы бросались за ним, чтобы вымочить и его тоже. Тимофей на своих ещё неустойчивых ножках со всей серьёзностью вступал в бой, мы загоняли Артёма в угол, и тот, кривясь от брезгливости, но и не в силах сдержать смех, сдавался на милость победителей.
— Надин! — слышу я голос мужа. Выныриваю из воспоминаний и верчу головой по сторонам. Он стоит под чёрным зонтом чуть поодаль от бизнес-центра. Как долго он там находится? Взмахнув рукой, муж идёт ко мне. Как всегда, одет с иголочки, костюм от Тома Форда подчёркивает стройное тело, ботинки сверкают.
Я невольно любуюсь им. Было время, когда мне приходилось щипать себя, чтобы убедиться — это не сон и Артём Нилов действительно выбрал меня! Меня, Надьку-цыганку, Надьку-ворону, которая вечно витает в облаках, путая реальность с мечтами. Мне всегда хотелось узнать, почему он остановился на мне? Любая девчонка модельной внешности стала бы его, стоило только поманить пальцем. Но я никогда не решалась спросить — а вдруг он задумается и поймёт, что ошибся? Что во мне есть такого, чтобы удержать этого мужчину? Когда появилась Ирина, я, наконец, даже вздохнула от облегчения. Вот и встало всё на свои места.
Артём приближается и мне становится ясно, что сверкающий фасад производит впечатление только издали. Вблизи видно, какой он бледный, под глазами круги, у рта пролегли скорбные морщины. Муж останавливается у края лужи и смотрит на меня. Я — на него.
— Почему ты выбрал меня, Артём? — спрашиваю, наконец, я. Терять-то уже нечего. — Тогда, в УрХАГУ? Что во мне тебя так зацепило?
Он непонимающе хмурится.
— Я ведь была твоей собачкой, Тём. Ты мог дать мне команду «голос», и я бы начала гавкать. Сказал бы «прыгай на одной ножке» — и я бы прыгала. Мне только нужно было твоё тепло взамен, Тёма.
Артём вздыхает и смотрит на лужу некоторое время. Потом поджимает губы и шагает ко мне. Теперь и от него расходятся волны, как от крейсера. Артём идёт медленно, стараясь не кривиться, и останавливается, когда наши зонты сталкиваются, образуюя шатёр.
— Надин, когда я увидел тебя впервые, то охренел, какая ты была не наша, заморская невиданная птица. Ты ведь и понятия не имеешь, до чего же ты экзотичная диковина, а? Вся эта хрупкость в сочетании с острым как бритва умом, — это же долбаный афродизиак! Едва я тебя понял, то захотел, чтобы это всё было моим. И ты стала.
— Но ты ведь бросил меня тогда на два года!
— Зато, когда я вернулся и почувствовал в тебе новую надломленность, — ооо, это было как кровь для хищника! Ты, такая умная, такая тонкая, — и так покорно снова предложила меня себе! У меня снесло башню! Я жрал тебя, как акула, а ты только радостно подавала себя на мой стол каждый день. Я упивался тобой. Ты была моя, моя! — Артём размахивает рукой, глаза лихорадочно блестят. — Пока мне не показалось, что я нажрался. Мы переехали в Москву и это стало поворотным моментом. Мне начала претить твоя покорность. Я решил, что ты погрязла в бытовухе, не понимая, что сам вогнал тебя в эту серость. Начал убеждать себя, что ты потеряла былую яркость. Наверное, я высосал из тебя жизнь. Поэтому, когда появилась сексапильная девка, которая предложила мне новый стол, я клюнул и пошёл за ней. Только там нечего жрать, Надин! Сиськи, губы, ноги и глаза, в которых пустота! Я не мог представить себе настолько глупого человека. Уговаривал себя, что мне кажется, что, наверное, в её словах и действиях есть смысл, но нет! Ничего не было!
Артём потрясённо смотрит мне в глаза, забыв обо всём. Его заливает водой, потому что чёрный зонт съехал набок. Волосы прилипли ко лбу, шикарный костюм безнадёжно испорчен.
— Я чудовище, Надин! Я как чёрная дыра! Я пуст и свою пустоту пытался наполнить тобой!
Я вздыхаю и беру мужа за руку, отмечая, какие ледяные у него пальцы.
— Давай-ка домой, Тёма.
Глава сорок вторая
Я выхожу из лужи и тяну за собой Артёма. Поднимаю зонтик так, чтобы накрыть от дождя нас обоих, и иду к служебной машине. Артём открывает дверь, мы садимся вдвоём на заднее сиденье. Водитель везёт нас к дому на Чистых прудах, в квартиру, где я не была уже полгода. Мы входим, держась за руки.
Внутри всё так же. Чисто, элегантно, безлико. Следов Ирины нет. Как, впрочем, и моих. Удивляюсь, как я смогла протянуть здесь почти год, ведь даже в нашей с Тимофеем тесной двушке больше жизни и обаяния.
Артём скидывает у входа промокшие туфли и в мокрых носках шлёпает в спальню. Слышно, как включается душ. Я иду сто раз хоженой дорогой на кухню, наполняю чайник, ставлю кипятиться. Лезу в шкафчик за чаем и нахожу мой любимый, с кусочками яблока и корицы. Пачка наполовину пустая. Хм, похоже, Артём тоже к нему пристрастился.
Кидаю пакетики в кружки и заливаю горячей водой. Через пару минут на кухню приходит Артём, одетый в треники и поношенную толстовку с эмблемой его немецкого университета. Садится на стул, берёт чашку и дует на чай. Я усаживаюсь на своё любимое место на этой кухне, с торца стола, рядом с окном.
Если выглянуть в него, можно увидеть, как мокнут сейчас во дворе старые дубы и клёны с алой листвой. Там дальше стоят вековые сосны и среди них живёт беличья семья. В этом дворе всегда тихо, вот зверьки и смогли выжить в оазисе покоя посреди грохочущего мегаполиса. Я вглядываюсь в листву, но понимаю, что бесполезно. Белки сейчас прячутся от дождя.
