от себя обозначенное.
А то… приятно же, черт бы его побрал!
Этого самодовольного мерзавца!
— Зачем? Мне все нравится. Тебе, судя по реакции, тоже. Так зачем мне ее убирать? — снова сжал пальцы, ослабил, погладил, опять сжал.
Дыхание перехватило от тех ощущений, что патокой разлились во всем теле.
Точно издевается!
А я даже противопоставить ему ничего не могу.
— Ильяс, ты меня сейчас изрядно бесишь, чтоб ты знал, — призналась честно.
— Я знаю, — согласился он все с тем же весельем. — Зато теперь в твоей миленькой головке нет места никому, кроме меня.
Чего?
— Так ты не просто… а специально?..
У меня от такого поворота, слова все разом пропали.
Ничего не осталось, кроме возмущения и желания отомстить.
Вот я и… тоже схватила его. Сразу за пах.
Машина резко вильнула в сторону, но почти сразу выровнялась.
Ильяс шумно выдохнул, скрипнул зубами, крепче вцепившись в руль второй рукой.
— Продолжишь в том же духе, и мы сменим маршрут к ближайшему отелю, — предупредил.
Ага, так я ему и поверила.
— Не сменишь. Впереди едет Тенгиз, и он обязательно заметит твой маневр и поедет следом. А еще я буду громко кричать о том, что ты пытался меня украсть.
— Хорошая идея, — прохрипел он, когда я невольно сжала крепче ладонь.
Тут же убрала, конечно.
Может я и осмелилась на подобную дерзость чуть раньше, но сейчас, от его реакции, вмиг не по себе стало.
— Верни! — тут же потребовал Ильяс.
Уставилась на него во все глаза. И отрицательно покачала головой. Еще и к окошку ближе отодвинулась. От греха подальше. Смешно. Ведь мужская рука по-прежнему сжимала мое бедро, вселяя сумятицу в мысли и тело, которое с каждым движением его пальцев предавало все больше.
А ладонь продолжала медленно продвигаться выше к развилке бедер. И у меня уже не только сил, но и желания сопротивляться намечающемуся безумию становилось меньше.
— Мне продолжать? — ухмыльнулся Ильяс, бросив на меня не менее насмешливый взгляд.
Нет! Да!
— Сволочь!
— Еще какая, — легко согласился он со мной. — Так что, мне продолжать, или ты лучше свою ручку вернешь на место?
Мужские пальцы легли на развилку между бедер и резко надавили. Низ живота скрутило в невыносимой потребности продолжения. Ужасное ощущение и настолько же желанное.
— Мои руки обе на месте. В отличие от твоих, — выдохнула, невольно сжав ноги вместе.
Зря. Ощущения усилились в разы. В то время, как дышать удавалось откровенно с трудом. Я, честно, пыталась отвлечься, на прохожих, проезжих, дома, облака в небе, деревья по обочинам, на все, что только можно. Выходило… паршиво. Мягко говоря. Впервые в жизни мне хотелось по-настоящему выругаться. Потому что невозможно находиться рядом с Асатиани и оставаться равнодушной. Особенно, когда его руки так правильно и нужно гладят между ног. И два слоя ткани не в силах уменьшить чувствительность организма. Но лучше, конечно, когда вовсе без препятствий. Как тогда, в ванной.
— Пре-кра-ти, — почти мольба, сжимая ноги крепче в очередной бестолковой попытке прекратить его поползновения в мою сторону.
— Останови меня, — слышу без грамма на прежнюю наглость.
Голос тихий, хриплый, в глазах безграничная тьма…
— Смотри. На. Дорогу, — выдыхаю, сдаваясь. — А лучше остановись…
У меня будет причина сбежать от тебя…
Не останавливается. Не сбегаю. Наоборот. Глаза против воли закрываются, пока память воспроизводит ощущения прошлого, накладывая на настоящее.
— Шире.
Едва ли понимаю в должной степени, что Ильяс говорит, но послушно делаю, как велит. Так и быть, поругаю себя потом за очередную слабость. Да и к черту все! Не тогда, когда мужская рука пробирается под пояс спортивных штанов, а следом и в трусики.
Связь с реальностью утеряна окончательно. И все, что я могу — подаваться бедрами навстречу откровенным ласкам снова и снова, позабыв обо всем на свете, кроме примитивного желания тела.
Я и не знала, что голод может быть таким. Жадным. Искушающим. Иссушающим. Не только тело, но и душу. Оголяющим все нервные окончания. Когда достаточно одного прикосновения, чтобы сойти с ума. Потерять себя. Разбиться на осколки. Чтобы за тем сложиться в иную версию себя, для которой нет ничего неправильного, запретного, постыдного… Которая не только жаждет, но и смело сдается чужой власти. Для которой нет ничего естественней, чем происходящее. И нет нужды сдерживать рождающиеся в груди стоны. Они рвутся наружу вновь и вновь, разбивая тишину в салоне на множественные осколки, сверкающие под веками подобно самым ярким звездам. Вместе с рваным дыханием. Моего. Его. Нашего общего. Одного на двоих.
Нет, Ильяс не целует. Но дышит не менее шумно и рвано, что-то произносит, кажется, а может мне все кажется. Я не знаю. Ничего уже не знаю. Кроме того, что хочу, чтобы это продолжалось вечно. Не заканчивалось. Никогда.
— Ильяс…
Его имя срывается с губ постоянно. Чем дальше, тем чаще. Вместе с растущим внизу живота удовольствием. Оно растекается по венам, заполняет каждую частичку изможденного ласками организма. Растет. Накрывает с головой, подобно приливной волне. Топит в своей стихийной силе. Погружает на самое дно. И лишь на краю сознания горит огненным клеймом на сердце:
— Любимая.
Сейчас именно ею я и являюсь. Ощущаю всей душой. Связь. Ту самую, которую почувствовала в утро после выпускного. Когда поддалась разбуженному им влечению.
— Кончи для меня.
И меня кроет только с одних этих слов. Отправляя в полет, сотканный из истинного удовольствия. Я дрожу, но не от холода. Все мышцы сводит от напряжения, а затем резко расслабляет, делая их похожими на желе. Не сиди я, не уверена, что удержалась бы на ногах.
Мужские пальцы продолжают ласково и успокаивающе водить по влажным складкам еще довольно продолжительное время, пока я прихожу в себя. Перехватываю. Останавливаю. Разум вновь в себе, но тело продолжает жить своей жизнью, начиная вновь поддаваться заведенным не мной правилам.
— Хватит. Не здесь, — произношу непослушными губами, глубоко втягивая в себя воздух.
Не дышала ведь почти все то время, что длилась эта пытка удовольствия.
— Как скажешь, — выдыхает шумно рядом Ильяс. — Тем более, мы почти приехали.
Не слова — ледяной душ на мою голову…
Всевышний, что я творю?
Я окончательно потеряла разум из-за этого мужчины, что ли?
Чтобы вот так… прямо в машине, во время движения!
А Ильяс?
