что беременна уже будучи замужем, месяц спустя. Тот вечер, за день до свадьбы… Я изначально знала, что это твой ребёнок. И Стас тоже. Поэтому он отказался его признавать. И…
— Стоп! — остановил поток моих слов Акимов.
Я послушно заткнулась. Правда, взглянуть на него так и не решилась, продолжая смотреть себе под ноги.
— Хочешь сказать, — убийственно ледяным тоном продолжил говорить он, — мой сын всё это время находился в детдоме?
Вот теперь я на него посмотрела. В ужасе. Не рассказывать же ему правду? С него станется пойти и убить Стаса. Тогда точно смертный приговор вынесут.
— Нет, — отрицательно покачала я головой. — Он жил и живёт с нами. Просто Стас отказывается с ним общаться. Сам понимаешь…
— Да уж наверное, — съязвил недобро Артём. — Почему тогда восемь месяцев?
— Я его переносила. Родила на сорок третьей неделе.
— Об этом не подумал, — заметил уже спокойнее мужчина, уселся в рабочее кресло и вновь уставился на меня, сложив руки на груди. — Продолжай. Я ведь правильно понимаю, что это ещё не всё? Вряд ли бы Егоров позволил тебе мне всё это рассказать. Значит, этому есть какое-то объяснение. Я жду. Это им он тебя шантажировал и удерживал возле себя?
Он закрылся. Поняла это отчётливо. Я прям услышала, как между нами вырастает непроходимая стена. И вроде ожидала чего-то подобного, но от боли потери это не избавило.
— Да. Я заключила с ним новую сделку, — прошептала в полнейшем отчаянии.
Артём выругался матом. От души так завернул.
— И? — уточнил, когда успокоился немного.
— И… он больше не будет меня шантажировать сыном.
Да что ж так трудно-то!
— Почему?
А вот Артёму терпения и контроля не занимать.
Каменное лицо, равнодушный голос, ледяной взгляд…
Меня даже озноб пробил. Пришлось обхватить плечи руками, чтобы унять дрожь.
— Потому что Артёмка будет теперь жить с тобой.
Ну вот, сказала. И даже вроде жива. Пока что.
— Хорошо. Допустим, — кивнул Артём. — А что ты пообещала ему за это? Всё рассказывай, медовая. Не заставляй меня вытягивать признание из тебя.
— Я… остаюсь с ним.
— Не остаёшься. И я тебе об этом уже сказал. Так что давай ты мне всё, как есть, расскажешь, чтобы я знал, к чему готовиться. Ну, помимо смерти, — усмехнулся он невесело.
Одарила его укоряющим взглядом. И страх отступил.
— Не смешно, Тём. Вот совсем.
— А я и не смеюсь, малыш, но ты дальше рассказывай. Что ещё? Что в действительности ты ему пообещала? Не верю, что он согласен лишить себя рычага давления на тебя за просто так.
— Я сказала правду, Тём. Наш сын будет жить с тобой, а я взамен остаюсь его женой и никуда не ухожу, даже попыток не делаю для этого никаких. Ну, ещё с тобой и сыном больше никогда не встречаюсь.
— И? — с нажимом проговорил Артём.
— Всё. Честно.
О ребёнке от Стаса рассказывать не стала. В конце концов, это уже следствие того, что я с ним остаюсь.
— Ясно, — усмехнулся непонятно чему Акимов. — И когда случится столь дивное событие?
— Сейчас, если ты согласен, — выдохнула я, старательно сдерживая слёзы, грозящие перерасти в полноценную истерику.
Нет, мне не страшно отдавать моего мальчика Артёму. Но я не готова была его лишиться. Лишиться навсегда. Хотя умом прекрасно понимала, что для него это будет самым лучшим вариантом. Не зря же сама выдвинула такое условие.
— Ну, идём, — заявил Артём с нездоровым энтузиазмом, поднялся на ноги и первым направился на выход.
Дожидаться меня не стал. Как и притормаживать, когда я побежала за ним. В душе поселилась уверенность, что назревает буря. Уж слишком спокоен Акимов. Чересчур даже. А значит, скоро за этим последует настоящий взрыв. И лучше бы в этот момент быть как можно дальше от него. Но когда я делала что-то правильно? Вот и теперь не отставала от него, желая быть рядом и вовремя успокоить его в случае чего. И я даже догадываюсь, что сейчас будет…
Артём
Твою мать! Твою мать! Твою мать!
Всё-таки Санёк оказался прав!
Прав, нахрен!
Честно признаться, и не знал, что сейчас испытывал… но радости не было ни грамма. Потому что… Моему сыну восемь месяцев, и он жил черти где, непонятно с кем и как. То есть понятно. Только легче от этого не становилось…
Идущая за мной Лина тоже не способствовала успокоению. Сделку, млять, она заключила новую с этим гондоном. И сына мне отдаёт поэтому. А если бы не заключила, то есть я бы о нём вообще никогда не узнал? Так что ли?
Господи, дай мне терпения не придушить эту сумасшедшую девчонку!
И ведь вижу, что не всё рассказала. Но молчит, как воды в рот набрала. Можно подумать, это её спасёт от моего гнева. Или её мужа. К Егорову у меня вообще дополнительные счёты теперь имелись. Вот и не стал разглагольствовать, когда нашёл его на крыльце спорткомплекса. Вдарил сразу, без объяснений. Меня вообще затопило столько ненависти, ярости и гнева, что захоти сейчас остановиться, не смог бы. Кто-то звал, кричал, пытался оторвать меня от этого ублюдка, пока я колошматил его, лежащего на плитах, вяло сопротивляющегося, но я не слышал, не понимал, да и не хотел. Всё, что осталось важным, уничтожить того, кто так играюче прошёлся по нашим с Линой жизням, и нашего сына. А ещё очень интересно знать, как Егоров шантажировал медовую с помощью Артёмки, что она безропотно согласилась отдать его мне и остаться с ним.
Удар. Удар. Ещё один удар. Лицо ублюдка давно опухло, губа треснула, из рассечённой брови и повреждённого носа текла кровь, один глаз заплыл. Но мне и этого было мало. Хотелось душу выбить.
— Умри, скотина! — почти что прорычал я, нанося очередной удар, с яростью откидывая в сторону того, кто пытался помешать.
— Твою мать, Акимов, — рявкнул кто-то над ухом, а после меня банально скрутили, заводя руки за спину.
Рывком высвободил одну руку, дёрнувшись вперёд к своей жертве, который продолжал лежать на плитах крыльца и… смеялся.
Это-то и привело в чувства.
— Что смешного? Ты бы сдох, если бы они меня не оттащили, — сказал ему как есть.
Они, к слову, — это Санёк, Дан, Мстислав и Семён. Вчетвером
