- хотела посмотреть, захочет ли тебя молодой, здоровый бугай? - еще глоток, - и что, если бы он захотел?
Терпкий аромат горького кофе так близко. Как и он сам. С ума сводит. Мысли путает. Пугает.
- Я просто хотела помочь подруге, - повторяю в сто тысячный раз подряд.
- Ты просто идиотка, - заключает он.
- Отлично! Можно я уже пойду.
Пытаюсь соскочить с колен Богдана, куда он меня силком усадил. Даже сопротивляться не позволил. Успел лишь плеснуть себе обжигающего кофе на нашей просторной кухне. Его кухне.
- Сидеть!
Рык такой мощный, что я съеживаюсь. Его пальцы на моей талии сильнее сжимаются.
- У меня сегодня был тяжелый день, - наклоняется и носом по моей шее проводит, вдыхает глубоко, словно ароматным букетом наслаждается, - поэтому мне нужно успокоиться.
- Вот и успокаивайся!
Снова дергаюсь. Сидеть так с ним чистая пытка. Он своей близостью просто с ума сводит. Такой доступный. Такой далекий.
- Вот и успокаиваюсь, - кивает.
Чашку с горячим напитком отставляет. И вторую руку по-хозяйски мне на грудь кладет. Мурчит что-то себе под нос. Как огромный кот до лакомства наконец добравшийся. Ничего не разобрать.
- Богдан! - не выдерживаю.
- Заткнись! Просто помолчи, Ангелина. Пожалуйста. Я сейчас, итак, на грани. Если не хочешь, чтобы завалил тебя прямо здесь и на этом столе, сиди тихо и не рыпайся.
А у меня в голове безумная мысль. Одна из тех, произносить которые нельзя. И лучше даже не думать. Но я думаю. На языке ее верчу. Распробовать пытаюсь. Пытаюсь понять: я действительно не хочу, чтобы он меня прямо здесь и сейчас?..
Его ревность, как глоток свежего воздуха после удушья. Опьяняет. Здраво мыслить мешает. А разум уже несется в сети, что давно внутри свиты. Но только сейчас в полный рост распахнулись.
Руку ему на грудь кладу и чувствую, как он замирает. Даже терзать мою грудь перестает. Хотя до этого мучал ее словно мячик резиновый. Или игрушку антистресс какую.
Я и сама едва жива. Медленно веду ладонью. Мышцы его бугристые прощупываю. У-у-у, какой большой стал. Сильный. Что будет, если совсем разденется? Аж под ложечкой сосать начинает. Он мне в тот раз, в кабинете, так и не дал обернуться. Разглядеть его как следует.
И я руку ниже опускаю. А он лишь шипит угрожающе, но сидеть продолжает. Как камень твердый. Весь одно сплошное напряжение. Весь одно сплошное ожидание.
- Если дотронешься - обратной дороги не будет.
Предупреждает. Замираю на пару секунд, а потом брюк его касаюсь. Он снова рычит. Просто зверь дикий. И впервые это не пугает. Впервые хочется, чтобы этот зверь на меня набросился.
- Ты сама виновата!
Укус в мою шею. Сладость и боль. А я ладонью сильнее его сжимаю. Чувствую, как возбужден. И сама от этого возбуждаюсь. Жар по всему телу огненной волной. От единственного касания. И весь адреналин от былого скандала, от драки, едва не случившейся, в страсть выплескивается. Его страсть. Мою.
Мы словно с катушек слетаем. Темнота вокруг лишь распаляет фантазию. Богдан не стал включать свет, когда меня на эту кухню притащил. И теперь этот мрак на руку играет. Раскрепоститься дает. Лишнее из головы выбросить. Не думать о реальности. А утонуть в плену фантазий. Где мы с ним любовники. Изголодавшиеся. Жадные.
Только один раз вздрагиваю, когда он одежду начинает с меня срывать. Но тут же замираю под волной поцелуев на все тело обрушившихся.
Память назад отбрасывает. В наш самый первый. Когда я боялась страшно. А он меня своими ласками успокаивал. Это таким трогательным кажется, что я плакать как дура начинаю. Богдан матерится, но тормозит. Снова меня почти голую на колени усаживает и по голове гладить начинает. Хотя сам возбужден до предела. Я это отчетливо чувствую.
- Как ты меня достала!
Ругается. Ворчит сидит. Но ждет пока совсем не успокоюсь.
- Кофе сделать?
Киваю. Он на стул пересаживает. Халат откуда-то приносит и я в него заворачиваюсь. Он большой. Мужской. Утонуть можно.
- С сахаром, пожалуйста, - бормочу еще немного всхлипывая.
Чего разревелась то? Наверное, Богдан тоже об этом спросить хочет. Но произносит другое:
- Я помню. Помню какой кофе ты любишь.
Еще раз носом шмыгаю.
- А что еще помнишь?
Глаза наконец на него поднимаю. У него рубаха уже расстегнута. Может даже моими трудами. И торс проглядывает. Красивый, мужской, рельефный. Как в спортзале у мужчин хорошо прокаченных. Засматриваюсь невольно.
- Я все помню.
Его слова током прошибают. Выдергивают из любования невероятной мужской фигурой. Чашка кофе передо мной. А я не могу глаз от его лица отвести. В темноте оно другим кажется. Уставшим немного. Скорее даже утомленным.
- Пей! Поговорим?
Богдан рядом присаживается. Свою чашку к себе двигает. А я киваю. Напиток горячий аккуратно отхлебываю. Не очень кофе люблю. Но сейчас то, что доктор прописал. Взбодриться немного. Отвлечься от этого полусна, куда мы с Богданом едва не нырнули. Едва не переспали. Даже жалко остановится от этого «едва».
- Я тебя любил, Ангелина, - выдает он мне новую порцию правды, пока я глоток очередной делаю, - и люблю до сих пор.
Кофе обратно прыскает. Прямо на чистую блестящую в лунном свете столешницу. Я кашлять начинаю. А он пару раз меня по спине ударяет. Ощутимо так.
- Ты меня добить что ли решил? - от третьего раза уворачиваюсь, - если человек подавился, врачи не рекомендует такой метод.
- Могут еще искусственное дыхание предложить.
Он ближе придвигается. И меня снова в жар кидает. От рубашки этой его расстегнутой. Волос взъерошенных. Вспоминаю как еще недавно руки в них запускала. Балдела от страстных поцелуев. А теперь вот кофе пью и признания в любви выслушиваю. Удивительный вечер сегодня.
И меня тоже на откровения вдруг тянет. А что, если я тоже признаюсь? Вот так возьму и брякну. Что тоже любила. Тоже люблю. И уже рот открыть собираюсь, как он опережает:
- Я, Ангелина, от тебя ничего не требую, - голос сухой, словно доклад на совещании зачитывает, - понимаю твои чувства. Не любишь меня. Бывает. Вообще любовь в жизни не самая главная вещь, - теряюсь совершенно, не понимаю, к чему он ведет, - знаешь, я даже сына твоего принять готов. А еще у меня денег много. Но ты и сама в курсе. Вы с… -
