От этого ужасного совета шар забегал еще сильнее. На водку я теперь долго не смогу смотреть.
— Садист! — пробормотала я и положила трубку.
Несколько минут я собиралась с силами, чтобы встать. Двигаясь к кухне, держала голову в ладонях и не переставая охала. Хорошо, что в холодильнике оказалось молоко.
Я его чуть подогрела и с кастрюлькой отправилась в туалет промывать желудок. Вызывать рвоту при больной голове — мероприятие для фашистских застенков. Я думала об этом, обхватив руками унитаз и склонив над ним голову. Ох, видели бы меня в этом положении! Кто бы видел? Серж. У меня с ним проблемы. И проблемы, и Серж могут сейчас отдыхать.
Я достала из аптечки лекарства — две таблетки аспирина, две — пирацетама, две — но-шпы, намочила полотенце для компресса и снова вернулась на диван. Как долго это продлится? И речи быть не может о том, чтобы отправиться на работу. Я позвонила в отделение и сослалась на болезнь, отравление. То что оно было алкогольным, уточнять, естественно, не стала. Потом набрала номер телефона Иры.
— Почему так долго не звонила? — выпалила она, не здороваясь. — Я тут с ума схожу. Что он сказал?
— Сказал, что любит тебя, вернется. Кажется, сегодня или завтра — точно не помню.
— Как не помнишь? Юля, расскажи мне все подробно-подробно, каждое его слово.
— О нет, — простонала я. — Ир, я снова отравилась и тихо помираю.
— Я к тебе приеду.
— Ни в коем случае. У меня собака. Пупочки? Да, и пупочки тоже. Говорю тебе — приняла. Буду спать. Пока.
* * *
Я проспала несколько часов, и меня снова разбудил звонок. Голова болела, но уже не оглушительно. Шар из свинцового превратился в тугой резиновый.
— Здравствуйте, могу я поговорить с Юлей Носовой? — В трубке звучал незнакомый мужской голос.
— Это я.
— Добрый день, Юля, — обрадовались на том конце провода.
— Здравствуйте.
— Меня зовут Георгий Жданов. Я друг Саши Хворостова.
— Это кто?
— Вы меня не расслышали? Георгий Жданов, друг Саши Хворостова.
До меня не сразу дошло, что Саша Хворостов — это Серж. А когда дошло, я мгновенно вспомнила об ответственности за недонесение.
— Ну и что? — проговорила я настороженно.
— Мы с Сашей договорились, что если он задержится в командировке, не приедет в конце недели, то я вам позвоню.
— Зачем? — грубо спросила я.
Они втягивают меня в свои дела, вовлекают в государственные преступления.
— Чтобы узнать, не нужно ли вам чего-нибудь.
— Мне ничего не нужно, — сказала я быстро.
— Хорошо. Но если у вас возникнут проблемы, пожалуйста, обращайтесь ко мне. Любые проблемы. Запишите мой телефон.
— Ничего я записывать не буду.
— Да? — Георгий Жданов явно растерялся. — А как там Рэй?
— Отлично.
— Ну что ж. Я не покажусь вам назойливым, если еще раз предложу записать мой телефон?
— Покажетесь. И мне больше не звоните. Всего доброго! — Я положила трубку.
Сердце билось учащенно. Они знают мой номер телефона. Серж им дал. Сам умотал за бугор, а меня сейчас начнут шантажировать его приспешники. Может быть, собраться с духом и самой заявить о том, что разоблачила вражеского шпиона? Или написать анонимку? Тогда хоть меня не посадят. Фу, гадость какая! Собраться с духом! Нет у меня такого духа, чтобы доносить на Сержа. Как я люблю его! Как я ненавижу его! И голова раскалывается. В справочнике посмотреть. Как это называется? Алкогольная интоксикация или уже белая горячка?
* * *
Зима была не только холодной, но и на редкость снежной. Будто кто-то по очереди две педали нажимал: день — мороз трескучий, день — метель. Сугробы уже не казались покрывалом, убравшим с глаз скомканные простыни и грязную одежду. Они превратились в испытание для пешеходов и обещали веселенькую весну с бурным таянием.
В овраге вдоль речки шла тропинка, которую утаптывали собачники и гуляющий народ. Утром в субботу тропинка только слегка просматривалась, тянулась извилистым желобом по берегу — еще никто не ходил по снегу, выпавшему ночью, и мы с Рэем были первыми.
Пробираться по сугробам было тяжело, я запыхалась и остановилась у того места, где на склоне оврага любители крестьянского труда разбили огороды. Высокие заборы из материала со свалок окружали квадраты и прямоугольники захваченной земли. Кое-где огороды тесно прилегали друг к другу, тогда у них появлялась общая стена, но некоторые индивидуалисты располагались на отшибе.
Летом сквозь частокол здесь можно было увидеть картофельные рядки, кустики с клубникой и ботву корнеплодов.
Не скамейка в романтическом парке, не пригорок под кустом сирени и не берег под ивой плакучей, а именно это место стало для меня памятным благодаря двум мужчинам — Толику и Сержу. Первый поставил здесь на меня клеймо невежи, а второй вызвал у меня приступ жгучей ревности.
Год или два назад.., да нет же, в этом году, в марте, мы пришли сюда с Анатолием. Вначале посетили выставку авангардной скульптуры в Центральном выставочном зале. Драные сети, с запутавшейся в них вяленой рыбой и грязными бутылками, фигуры девушек, сделанные из старых стульев, сваренные из кусочков металла морды — лицами их никак не назовешь — и прочие произведения современного искусства быстро меня утомили. Я безуспешно силилась понять, что хотели сказать творцы. В итоге пришла к выводу, что они просто насмехались надо мной, над моим представлением о прекрасном. Тогда я и предложила Толику приехать сюда, к самостийно захваченным огородам.
Начиналась весна, таял снег, солнце, даже если его закрывали легкие облака, светило ярко и мощно. Торчащие из белой земли голые деревья с черными ажурными ветками служили отличным фоном для оград огородов. Именно эти ограды я хотела показать Толику. Выше человеческого роста, сплетенные из металлических прутьев, кусков арматуры, железок, проволоки, они включали разнообразные предметы: панцирные сетки и спинки кроватей, детали велосипедов, детских колясок, санок — всего, что можно было вплести в человеческое гнездо из ржавого металла.
— Смотри, — развела я руками, — народное авангардное творчество.
— Какая пошлость! — брезгливо сморщился Толик.
— А по-моему, — не согласилась я, — бездна экспрессии. Тут тебе и неизбывная тяга человека к земле, желание вырваться из дома — бетонной коробки, погрузить руки в землю, бросить в нее семя, наблюдать за всходами.
И свирепой ненависти к возможным посягательствам хоть отбавляй: видишь, основной связующий материал — колючая проволока.
— Ты это называешь творчеством?
— Фольклор в чистом виде. Сочиняют песню поэт с композитором, а люди складывают частушки. Тужится развеселить публику писатель-юморист, а народ придумывает анекдоты. И главное, основа совпадает. Там, на выставке, дырявые ведра — и здесь; там старые чугунные радиаторы — и здесь; там изогнутые трубы водопроводные — и здесь.
